Вон там.
Инга смеется:
Какой ты важный! Так серьезно сказал: «Вон там». Потом другим тоном, чуть грустным, говорит: Уже поздно, пора домой.
Нет, нет, Инга, сегодня не пора!
Не спорь: тебе надо готовиться к занятиям. Наверно, и не приступал.
Успею.
Бьют куранты. Мы слушаем, как мерно и торжественно растекается над площадью перезвон наших главных часов.
ПАРОХОД «МЕНЖИНСКИЙ»
Играет музыка. Шумит толпа на пристани: это провожающие. С палубы парохода в толпе я вижу Ингу. Она сняла косынку, машет ею.
Инга пришла в порт задолго до того, как нам был назначен сбор. Еще никого, кроме нас, не было. Мы сидели на скамеечке на берегу, под кустами пыльной сирени, смотрели на маслянистую воду.
Саша, значит, я не увижу тебя целое лето
Сорок пять дней.
Ой, как долго. Мне будет грустно-грустно. А ты знаешь, какой у тебя будет адрес?
Нет. Но я в первый же день напишу. И во второй, и в третий.
О чем я подумала? Вот так мы с тобой много-много раз смотрели на воду Сейчас она мне не нравится
Это что? Гадание на воде?
Ты не слушай меня. Я говорю глупости. Сегодня двадцать первое июня, плюс сорок пять
Плюс сорок пять, и я вернусь. Видишь вот ту телефонную будку? Из нее я тебе буду звонить.
А я буду сидеть, ждать. Впрочем, ты меня можешь не застать: экзамены в институте. Может, еще не примут
Примут, Инга, примут.
А я тоже уверена, что примут. Это я так. Знаешь, мечты, если они крепко задуманы, сбываются. Вот я решила быть врачом
Ты хорошая. Я тебя очень люблю!
Инга закрывает глаза, глубоко вздыхает.
Повтори, Сашка!
Я тебя очень люблю.
Она встряхивает головой, смеется.
А за что?
За то, что ты, когда смеешься, вот так щуришь глаза. За то, что ты ни на кого не похожа, за то, что ты фантазерка, за то, что ты переменчивая, знакомая и непонятная И за то, что у тебя такие губы, что мне ужасно хочется их целовать
Я наклоняюсь к Инге, но в это время слышу приближающиеся шаги. По дорожке идет Доронин. Потом, увидев нас, он сворачивает в сторону.
Это твой товарищ? Как его зовут?
Владик.
Владик, Владик! кричит Инга. Идите к нам.
Доронин подходит, козыряет, снимает фуражку, держит ее у локтя.
Это очень галантно, замечает Инга. Каким вас красивым манерам учат Если бы я была мальчишкой, я бы, наверно, пошла в вашу школу.
А на пристани уже трубит горнист.
Дивизион выстраивается на поверку лицом к «Менжинскому».
Крылов, выкрикивает старшина.
Я.
Доронин Тучков Курский
После переклички строем по двое проходим по трапу. «Менжинский» дает гудок. «Капельдудкины», как мы называем оркестрантов, с особым старанием играют марш: «Мы в нашу артиллерию»
«Менжинский» разворачивается и выходит на середину реки.
Мимо нас плывут изрытые птичьими гнездами берега Москвы-реки, потом Оки.
После ужина дают отбой, но спать никому не хочется. Лежим, болтаем. Восхищаемся «Менжинским», его салонами, каютами, рестораном. Все это нам в новинку.
Любят нас, спецов, раз такой пароходище дали, замечает Курский.
Сверкая огнями, идет «Менжинский» по Оке.
Разговоры в каютах и на палубах затихают далеко за полночь.
А потом, лишь мы засыпаем, резкий толчок. Такой, что мы едва не падаем с полок. Выбегаем из каюты. Что случилось?
Занимается рассвет. Над рекой плывет пар, берегов не видно.
На палубе мы сталкиваемся с матросом.
На мель сели.
Ждем, когда придет буксир.
Время течет медленно.
Видим взволнованного Курского.
Немцы перешли нашу границу, тревожным шепотом говорит он. Это что же война?
Откуда ты узнал?
Капитан парохода по радио принял.
Может, пограничный инцидент?
Нет. Я сам слыхал, как капитан говорил с Тепляковым.
На наши плечи ложатся чьи-то тяжелые руки. Оборачиваемся Тепляков. Лицо у него бледное, и глаза такие, каких я не видел никогда, мрачные, суровые. Сколько я знаю Теплякова, он всегда улыбался то весело, то грустно, то насмешливо.
Война, ребята Немцы бомбили Минск, Киев
И все-таки еще не верится.
Война. Мы готовились к ней, мы видели, как год-два назад строились в Москве бомбоубежища, мы пели песню «Если завтра война», мы знали, что она придет. И все-таки она пришла неожиданно.
Пароход пристает к дебаркадеру. Мы сбегаем по трапу и сразу же на берегу построение.
Война.
Это говорит майор Кременецкий.
Теперь уже всем все ясно И никто, сколько ни пытайся, не успокоит себя: может быть, произошел пограничный инцидент, конфликт. Война.
В лагере мы живем недолго. Снова за нами приплывает «Менжинский».
Только это уже не тот пароход, что совсем недавно стоял у пристани московского Южного порта. Стекла у него выбиты, на стенах, которые раньше были белоснежными, черная копоть: «Менжинский» побывал под бомбежкой.
КОГДА НАС ПОШЛЮТ НА ФРОНТ?
Что же происходит? В сводках Информбюро мы не находим разъяснения.
Газеты сообщают, что уничтожено триста танков врага; что за два дня взято в плен пять тысяч фашистов; что немецкий солдат Альфред Лискаф перешел на нашу сторону и обратился к солдатам райха с призывом свергнуть режим Гитлера; что одна кавалерийская часть захватила пятнадцать верховых лошадей, а сын начальника Житомирской электростанции задержал диверсанта, сдав его постовому милиционеру.