Но Агата Кристи знаменита, возразил по инерции доктор.
Агата Кристи учла урок, стала работать больше и тщательнее, с каждым годом её романы становились лучше и лучше. Знаменитые «Десять негритят» написаны в тридцать девятом году, через двадцать три года после первого романа. Двадцать три года упорного труда это, знаете ли, дорогого стоит.
Десять негритят? Это Это о чем? спросил старпом. Он, замполит, и доктор поддерживали разговор, иногда веское слово вставлял капитан, остальные помалкивали. Видно, так принято на «Адмирале».
Вы не читали?
Не пришлось.
Ах, да, на русском «Негритята» публиковались в каком-то журнале, лет пятнадцать назад.
Где ж его найти, какой-то журнал пятнадцатилетней давности?
Вам, товарищи моряки, журнал искать не нужно. Сойдёте на берег, и в книжной лавке купите за недорого.
На русском?
На английском, немецком, французском. На арабском тоже.
Так мы неспешно беседовали на всякие важные темы, пока не пришло время прощаться. У товарищей моряков служба, а я, что я Я тоже здесь живу
Провожал меня коллега. Доктор. До самого до автомобиля.
Это ваша машина? спросил он.
Да, повседневная.
Повседневная
Да. Семейная «Мерседес», для пустыни «Уазик», а для повседневных дел «Mirafiori». И скромно, и удобно. В «Космосе» все доктора на «Mirafiori», мы так решили.
Что? У всех автомобили?
Нет, не в частном пользовании. Эти машины собственность «Космоса». Очень удобно, беспошлинный ввоз. Но за каждым врачом закреплён свой автомобиль, да.
У каждого у каждого?
Нас немного, и машин немного.
А скажите Это правда, что в опере вы зашифровали прогноз? спросил доктор. Что в двадцать шестом году следующего века будет атомная война?
Каждый слышит то, что готов услышать, ответил я.
И мы расстались.
Вечерело. В Триполи сумерки короткие солнышко скрылось, муравейник жизни закрылся: лавки с коврами свернулись, как ежи, уличные торговцы растворились в переулках-норах. Юг. Солнце садится резко, без полутонов Сосновки. Но ехать недалеко, всё недалеко, когда есть автомобиль. Здесь и днём-то движение не оживлённое, а после заката и вовсе раздолье. Лишь изредка проскочит «Лендровер» с затемнёнными фарами, как призрак колониальных времён.
На полпути, у поворота на виллу, меня остановил патруль. Трое в камуфляже, лица закрыты платками, будто бандиты из вестерна. Старший постучал стволом автомата по стеклу негромко, но выразительно, как метроном отсчитывающий последние секунды.
Документы, сказал он на ломаном английском, его нагрудный знак гласил: «Служба революционной безопасности».
Я протянул пропуск, но он уже разглядел, кого остановил, отдал честь и извинился:
Не знал, что это вы, капитан Чижик. Проезжайте, пожалуйста.
А в чём дело, сержант? спросил я, замечая, как его напарник нервно щёлкает предохранителем. В воздухе пахло кофе и порохом странная смесь, как салат из грома и молний.
Понимаете он оглянулся, будто боясь, что пальмы подслушают. Поступил звонок, анонимный, что повезут алкоголь. Контрабандисты. Без подробностей, сказали только в легковом автомобиле. Вот мы и проверяем.
Правильно делаете. Враг хитер и коварен! произнёс я с серьёзностью парторга, хотя в голове уже звенел тревожный колокол. Как говорил товарищ Сталин
Он кивнул, торопливо отступая от машины. Видимо, упоминание покойного вождя народов действовало сильнее пропуска от Каддафи.
Спокойствие, только спокойствие. Но руки сами повернули руль на виллу резче обычного. В голове вертелся
вопрос: кто успел доложить? Ведь с «Адмирала» я уехал всего двадцать минут назад.
Вилла встретила меня тишиной, нарушаемой лишь цикадами. Белые стены отсвечивали, как костяшки домино на чёрном сукне. У меня есть домино. Из слоновой кости. Для бабушек. А то всё шахматы, шахматы
Поставил автомобиль под навес, где уже стоял «Уазик», покрытый пылью Сахары. Слегка.
Заглянул в багажник. Точно! Ящик, картонный, на дюжину бутылок. Аккуратно упакованный, с надписью «Медицинское оборудование» на арабском. Чувство юмора у моряков наше, советское прямолинейное, как путь штыка.
Достал, открыл. Она, родимая, «Столичная», экспортная. Медали на этикетке блестели, как ордена на парадном кителе.
Багажник я запираю редко, здесь вам не Россия, здесь климат иной. Только если везу что-то особо ценное, то есть почти никогда. С воровством в Ливии борются жестоко, но эффективно. Отрубят руку, и профсоюз не поможет. Потому рецидивистов здесь нет. Вот товарищи моряки и устроили сюрприз! От чистого сердца.
Почему-то все приезжающие из Союза считают, что мы, советские люди в арабской стране, тоскуем по водке. По водке и по Родине. «Адмирал» же наша, советская территория. Вот и пришла кому-то в голову одарить Чижика водкой. В качестве гонорара, что ли. Хотя Ну, бутылка, ну, две А ящик много будет. С другой стороны, мы люди широкие, гулять, так гулять. Но гулять-то не с кем Ольга с Надеждой в Москве, Ми и Фа в Сосновке, дышат вместе с бабушками Ни и Ка хвойным воздухом. Самое время дышать. Весна!
Ладно.
Что мы имеем?
Мы имеем анонимный звонок. Ясно, что звонил тот, кто знал о даре данайцев. То бишь товарищей моряков. Возможно, это человек с «Адмирала». Возможно, и нет, но связан с «Адмиралом». Зачем он это сделал? Из личной неприязни, или в интересах определенной группы людей? Скорее, второе. Опорочить Чижика. Выслать из страны. Но вряд ли бы получилось. Даже если бы нашли спиртное ничего бы со мной не сделали. Не посмели бы. Капитана Ордена Ливийской революции может судить только сам Муаммар Каддафи. А Муаммар прагматик, а не фанатик.