Тамара Львовна! Товар привёз! Где разгружать?
Да вот, Сенька поможет! Парень крепкий, из училища!
Мы с водителем схватились за ящики с консервами, мешки с крупой, коробки с печеньем. Спина мокрая, руки гудят, но приятно чувствуешь себя нужным. Настоящее же веселье начиналось, когда магазин открывался для покупателей и Тамара Львовна превращалась в артистку. Голоса, улыбки, жесты всё было по делу.
Тамара Львовна! А колбаса Докторская будет? тётя Маша пристально смотрела из-под очков.
Ой, Машенька, не привезли сегодня Но есть «Любительская» пальчики оближешь! Держи кусочек на пробу.
А почём?
Для тебя два восемьдесят! Специальная цена для учителей!
В другой раз бабушка Дуся заглянет.
Тамара Львовна, внуки из города приехали, а у меня ни сладкого, ни вкусного
Дусенька! Тамара Львовна нагибается через прилавок, заглядывает бабушке в глаза. Возьми тушёнку, макароны «Ракушки» детвора любит! И вот тебе конфеты «Мишка на Севере». Праздник устроишь!
А денег хватит? У меня только пятёрка
Хватит! Для хороших людей у меня всегда найдётся скидочка.
Тамара Львовна умела каждого разговорить. Вечером же мы вдвоём закрывали магазин. Я усталый, но довольный. А она смотрит на меня внимательно.
Сенька Торговля это не просто продать банку тушёнки или кусок колбасы. Это искусство! Тут главное человека почувствовать. Видел сегодня глаза Дуси? Вот это и есть настоящая работа.
А когда я шёл домой по морозной улице, а в голове крутились её слова и запах свежего хлеба из магазина. В училище нас муштровали командуй, решай, не сомневайся. А тут, в обычном деревенском магазине, я учился совсем другому понимать людей, чувствовать их настроение и боль.
Каникулы же быстро катились к финалу. И вечерами я сидел у печки жара от неё такая, что щеки горят, а в ладони звенят честно заработанные рубли. Перебираю их пальцами, слушаю звон монет и думаю каким же я был глупым пару недель назад! Баня научила меня не рваться вперёд с голой грудью силы надо рассчитывать. И еще работа показала цену каждому рублю тут не схалтуришь, не отдохнёшь. А разговоры с односельчанами открыли простую истину настоящая сила не в том, чтобы грудь колесом и кулаки на стол. Сила это когда помогаешь другому, даже если никто не видит.
И пусть вскоре мне снова в училище, но теперь я вернусь другим человеком, который еще кое-что понял про жизнь. В кармане лежат мои деньги, а в душе шумит надежда на лучшее.
Январь
1986 год
На мысе Канаверал во Флориде стоял холод, непривычный для этих широт он сковал стартовую площадку 39B. Ртуть замерла на отметке минус два. «Челленджер» вздымался в сизое небо белоснежный гигант, окутанный облаками пара от застывающей влаги. Он был похож на ледяную статую надежды, созданную людьми, которые верили, что смогут покорить космос.
Внутри кабины стояла напряжённая тишина. И среди нее только короткие команды и щелчки переключателей. Командир Фрэнсис Ричард Скоби Дик для своих скользил взглядом по приборам, его рука двигалась быстро и точно, будто он родился в этом кресле.
Майк, как дела с основными? негромко бросил он через плечо.
Всё по плану, Дик, пилот Майкл Смит кивнул, не отрываясь от панели. Но этот холод Никогда не летал при такой температуре. Мне не по себе.
Сзади же, на средней палубе, Джудит Резник мелькала между приборами, ловко проверяя оборудование. В её глазах был огонь нетерпения. Это уже второй ее полет, но волнение все равно сильное.
Джуди, готова к невесомости? поддел её Эллисон Онидзука, японец из Гавайев, тоже во второй раз в космосе.
Готова больше, чем ты, Эл! фыркнула она. Не забыл, как тебя мутило в прошлый раз?
И смех пронёсся по кабине. Рядом Рональд Макнейр
проверял саксофон он мечтал сыграть джаз в невесомости впервые в истории.
Рон, только не вздумай сейчас репетировать! всполошилась Криста Маколифф, учительница из Нью-Гэмпшира. Голос её дрожал страх и восторг сплелись в один нерв.
Спокойно, Криста, улыбнулся Грегори Джарвис, инженер Hughes Aircraft. Через час ты будешь рассказывать своим ученикам о космосе не по учебнику, а по памяти.
Криста представила школьников у телевизоров тысячи детских лиц, затаивших дыхание перед экраном. Она думала о том самом уроке, который проведёт с орбиты. О том, как изменится мир.
T минус десять минут, ровно сообщил голос из Центра управления полётами.
Скоби ещё раз пробежал глазами чек-лист. Что-то давило на грудь то ли морозная зыбь за иллюминатором, то ли старое лётное предчувствие. Он нажал на кнопку микрофона.
Хьюстон, экипаж «Челленджера» готов к старту.
В кабине стало ещё тише. Всё решалось здесь и сейчас в январском холоде 1986 года, когда история затаила дыхание вместе с ними.
Понял, «Челленджер». Погода по-прежнему балансирует на грани допустимого, но мы даём зелёный свет. Запуск разрешён!
А в это время, далеко на востоке, в Москве был уже вечер. В редакции «Правды» дежурный международник Владимир Петрович Кузнецов лениво листал свежие сводки ТАСС и Рейтер. Американские шаттлы для советской прессы почти рутина, обычно пара строк без эмоций, без восторга.
Опять янки в космос собрались, буркнул он, прихлёбывая остывший чай из гранёного стакана в подстаканнике. Учительницу берут Шоу устраивают.