Служащий поклонился ему как святому и как высокопоставленному сановнику иизвиняюще сказал:
Бабы пришли с детьми, вас хотят видеть, ваше э-э-э, он замялся,
не зная, как сказать святому в высоком классе ваше преосвященство? Ваше высокопревосходительство? Просто святой человек?
Андрей Георгиевич ему помог, кивнув. Простой, в общем-то человек, пусть не мается всякой всячиной.
Я полицию уже позвал, обрадованно произнес служка хорошему настроению начальника, не ставшего ругаться на неграмотного подчиненного.
Бабы, дети, вдумчиво сказал как бы между прочим святой, зачем полицию, разгонять? Я сам с ним поговорю, тихо и усмирительно!
Служка низко поклонился как будет угодно вашему высокопревосходительству, то есть вашему преосвященству
Макурин молча остановил рукой растерявшемуся служащему, поднялся в чем был. Работать с пыльными документами он стал в рабочей одежде. Коей оказалась здесь ряса. То ли чинуши решили, что святому это наиболее близко, то ли не было нечего, но вицмундир сменился на рясу. Сам попаданец не стал сопротивляться. Одежда была чистой, не рваной, приятно пахла ромашкой. Что ему еще было надо?
Вышел на парадное крыльцо. Однако же, для XIX века людей оказалось очень много несколько тысяч баб с детьми разного возраста от младенцев до подростков обоего пола. Их довольно активно теснил исправник с двумя полицейскими. Работники правопорядка этой эпохи работали, как могли, кулаками, дубинками, перемежая все это животворящими ругательствами. Вот ведь, му чудаки.
Им не сопротивлялись, не то еще время, но и не уходили. Собравшие послушно медленно отходили под их напором, но освободившееся место немедленно занималось другими жителями. Так они замучаются наводить порядок.
Полицейским надо остановить немедленно и без нервов. Нечего бесполезно таскать воду в решете. Но для начала прекратить шумные ор и крики, раздающийся со всех сторон постепенно накаляющейся толпы.
Православные! закричал Макурин как можно громко, одновременно выбрасывая всю священную эмоцию тела. Появление важного чина, оказавшего тем самым святым, закричавшим и распространяющим волны духовного тепла и благословления, немедленно утихомирили.
Его услышали. А еще бы не услышали с таким-то громкими возгласами и величественным апломбом. При чем не только бестолково мечущимися бабами с детьми, но и исправник с полицейскими.
Их-то и подозвал в первую очередь Макурин, как наиболее раздражающий народ фактор. А как можно утихомирить работников правопорядка? Правильно, дав им другое важное задание, где они будут законно заняты.
Занять вход в министерство и никого не впускать, строго приказал он им, при необходимости разрешаю применять рукоприкладство.
Последнее было, собственно, лишне. Полицейские и так применяли кулаки и дубинки. Единственно, что шашки не вынимали. Но приказ был все равно приятен. Только вот исправник, так или иначе, замялся, глядя на появившегося человека. Выглядел он представительно, но был ему совсем не известен. И Священный Синод называл по-другому. Исправник помедлил, взглядом прося объяснения.
Макурин только по лбу себя не хлопнул. Конечно же, он здесь не в служебном мундире с соответствующими знаками, а в неприметной рясе! Доброжелательно, но строго сказал, как снова приказал:
Это теперь не Синод, а Министерство религий России, а я его министр действительный тайный советник Макурин, Богом Нашим Иисусом Христом произведенным в святые.
После таких слов исправник не только выполнил приказ, но и снял головной убор сам и подал знак своим подчиненным и им снять. Так и стоял простоволосый и красный от смущения. У кого решил спросить у высокого чиновника, выше некуда и святого! Как его еще Бог молнией не сподобил ответить!
А Макурин уже и не помнил о нем, прочитав проповедь прихожанам. В конце он еще и благословил их, от чего все присутствующие почувствововали теплоту и легкость в организме, болезни и, особенно, простудные и инфекционные недомогания отпустили. Правда, слишком уж тяжелые болезни через некоторое время снова придут, но тут уж Макурин никак не мог помочь. Общая молитва на всех верующих никак не могла помочь.
Бабы с детьми, до нельзя довольные, разошлись. Приказав полицейским проследить за порядком, то есть проводить служебные обязательства, ушел и сам Макурин. Он приодеться и узнать у местных начальников Синода, а для него непосредственных подчиненных, нет ли еще каких-либо дел.
Ничего больше его не тревожило. Одев парадный вицмундир и проверив, правильно ли прикреплены награды, поспешил к ненаглядной жене, которая, наверняка, и товары просмотрела и прическу ей приготовили. А уж если кофе с пирожным допила, то совсем кошмар. Он хотя и настоящий святой, не маскарадный, как многие, но от женских
начал с августейшего выговора:
Андрей Георгиевич, вы, как государственный муж высокого класса и почти Романов должны все это знать и любить. Даже то, что вы не касаетесь напрямую.
Монарх, стоя очень рядом, смотрел в упор на этот раз злыми глазами. И Макурин почувствовал, как коленки у него явно подрагивают. Он попался под знаменитый «взгляд императора Николая I». Иными словами, взгляд василиска. Говорят, что жертвы этого расстрела глазами падали в обморок. Немолодые мужчины, убеленные в сражениях сединами, теряли сознания, как невинные девушки.