Это карцер, сказал нам полицай-литовец.
Подумайте здесь о своей жизни, большевистские свиньи.
Загремел замок на железной двери. Четкие шаги часового: хруп-хруп-хруп
И началась наша жизнь в карцере. Две недели без глотка свежего воздуха и без света в душной камере. Рацион тоже карцеровский: 200 граммов «хлеба» из березовых опилок и костяной муки да по кружке воды в день. Люди были так истощены, что не могли говорить, двигаться. Мы молча лежали на нарах и ждали смерти она казалась единственной избавительницей.
Однажды, серым промозглым утром кто-то сказал:
Ребята, а ведь сегодня первое января.
Новый год! 1943-й О многом думается в первый день нового года. Но мало, как мало было у нас тогда надежд на спасение. Мы запели:
Видимо, в коменданте было что-то человеческое. Вскоре появились два полицая, унесли парашу. Потом нашу комнату вымыли, а нас в честь нового года накормили баландой из комбикорма и отрубей.
С того дня наше положение несколько улучшилось: теперь иногда убирали комнату, нас ежедневно стали выводить на прогулку. Мы влились в общую массу военнопленных, которые были размещены во втором этаже и считались рабочей командой: они пилили во дворе дрова для газогенераторных машин. Стали работать и мы.
Но в целом жизнь наша была невыносима. Среди военнопленных увеличилась смертность. Ежедневно из нашего желтого дома выносили трупы и сваливали в большой ящик-гроб, который стоял во дворе возле уборной.
Однажды санитары вынесли двух мертвых, бросили их в ящик и накрыли крышкой. На свежем воздухе один из «покойников» ожил. И вот из ящика вылез совершенно голый исхудавший до последней возможности человек и, шатаясь, по снегу побрел к дому. Его окружили гестаповцы, начали хохотать, а потом забили этого несчастного прикладами насмерть.
В последнее время почти каждый день в лагерь стали приходить агитаторы и подбивали нас вступить в банду предателя Власова.
28 марта весь лагерь согнали на митинг. Появились два офицера в странной неопределенной форме. Их сопровождал немецкий обер-лейтенант. Один из офицеров взобрался на трибуну. Был он молод, с интеллигентным красивым лицом, в очках с золотой оправой.
Я обращаюсь к вам, надменно говорил он, от лица нового русского правительства, которое возглавит нашу несчастную родину после освобождения ее от ига коммунизма
Тихо было в лагере. Люди, поддерживая друг друга, молча слушали оратора.
Вступайте в нашу освободительную армию! Мы гарантируем вам высокие оклады, калорийное питание, а после победы высокооплачиваемые должности и полную свободу в частном предпринимательстве.
А победу тебе кто, Гитлер обещал? вдруг выкрикнули из толпы.
И разом колыхнуло всех, кто был на площади.
Иуда!
Предатель! кричали со всех сторон.
За немецкую колбасу продался.
Офицер побледнел, что-то говорил, но его не слушали. И тут большой комок грязи вмазался в лицо офицера.
Ребята, бей предателя! закричал молодой длинный парень.
Толпа кинулась к трибуне. И если бы не эсэсовцы, которые выскочили из казармы, была бы та речь офицера его последней речью.
Нас оттеснили к дому, а потом загнали в свои комнаты. Щелкнул железный замок.
Агитация, на которую, видно, сильно рассчитывали немцы, явно провалилась.
Голодный бунт
Я поднялся на нары, заглянул в окно на воротах лагеря, на доме, где помещалось гестапо, висели черные флаги. Не успели мы обсудить эту странную новость, как загремел замок на двери.
Выходи во двор!
Во дворе нас построили в две шеренги.
Снять головные уборы!
Вперед вышел комендант лагеря, снял с головы шапку.
У немецкого народа и его союзников траур, сказал он. Закончена битва под Сталинградом. Мы проиграли эту битву. Пленено несколько армий. Попал в плен генерал
Паулюс. Он помолчал. Тысячи убитых. Там, в русских снегах погибли мой сын и мой брат. Комендант вытер слезы. Война жестокое ремесло, продолжал он. Администрации лагеря я приказал гуманно обращаться с русскими пленными. Я отправляюсь на восточный фронт. Я буду мстить за своего сына и за своего брата.
Комендант, толстый, неуклюжий, весь в веснушках, ушел, отдуваясь. Он был странным человеком.
Три дня на воротах лагеря висели черные флаги. Три дня мы справляли поминки по армии Паулюса. Надежда жила в наших комнатах Красная Армия разбила немцев под Сталинградом. Это только начало. Может быть, очень скоро придет и наше избавление.
С нами, действительно, стали обращаться лучше: прекратились избиения и издевательства; регулярно убирали помещения. Но все это продолжалось недолго.
В конце марта 1943 года нас погрузили в тесные вагоны и отправили в Кальварию. Через три дня мы прибыли в спецлагерь для советских офицеров.
Все это уже было знакомо, весь этот лагерный быт. Шесть рядов колючей проволоки (новое только то, что по последнему ряду пропущен электрический ток); вышли гестаповцы с собаками; длинные вонючие казармы с голыми нарами. Здесь встретили таких же, как мы, изможденных до предела, оборванных людей. Их было человек шестьсот. Рядом за проволокой помещались три рабочие команды. Они были на особом положении: работали в городе или на станции. Иногда им удавалось раздобыть кое-какие продукты. Ухитрялись они и нам помогать.