Кроме Петра-первого и Николая-второго, были еще Александр - третий, Иван - четвертый. И еще царь Афанасий-немой и царица Дуська - на них царских номеров не хватило. Так и ходили ненумерованные.
Афанасий был назван в честь деда Афанасия Зотова, первого в роду, и был немой, а Дуська - в честь бабушки Евдокии, в девичестве Громобоевой.
Дед рассказывал: "Громобоевы же произошли от небесного явления. Бабка нашей бабушки разрешилась от бремени мальчиком, когда в сухую погоду огненный шар пролетел тихо через комнату роженицы и разорвался у колодца. Через некоторое время закричал новорожденный голосом беспредельной ужасности, за что был по совокупности причин назван Громобоем".
А отец Петра-первого, папанька Алексей Зотов? О нем позже - когда из тюрьмы выйдет.
И в зотовском роду было все, что полагается, - и самозванцы, и дворцовые перевороты, и смертоубийства, и победы. И отличались Зотовы от Романовых только двумя отличками - Зотовы работали, а Романовы нет, Зотовы на войну ходили сами а Романовы посылали других.
А что касается там образования или разговоров на непонятном языке - то в этом Зотовы от них не отставали.
– Ой, Петенька, не надо!…
– Не бойся, Таня, женюсь…
– А на что жить будем?
– На что все, на то и мы.
А погода была - всем погодам погода! А в журнале "Нива" объявление напечатано про знамение времени - СКОРОСТЬ. А в конце восклицание: "СОРОК ВЕРСТ В ЧАС! КТО ВАС ДОГОНИТ?! СПЕШИТЕ ЖИТЬ!"
А Петра-первого Зотова торопить было незачем. Ему шестнадцать, и Тане Котельниковой - шестнадцать. Отца ее в пятом году забили на фабрике Шмита, а мать к Асташенкову в питейное подалась помои таскать, у Асташенковых дом с ротондой, четыре трактира по всей Белокаменной и в каждом - по "маркизе". Все маркизы в теле, а жена тощая метла - ему с ней неинтересно. Сын в университете римские права переписывает, дочь на арфе гудит - ногами обхватит и пальцами вцепится, а учитель над нею - ко-ко-ко… ко-ко-ко… дора, фа-соля, ляси и за пазуху заглядывает. У всех нужники на пустыре, на одно очко, а у Асташенковых - в доме, фаянсовый, сидячий с синей надписью - на донышке с лужицей, и ручка белая на цепи. Ей-бо! Не вру. Потяни - все в Яузу унесет! Двадцатый век! Таня рассказывала - она там прибиралась.
– Ой, Петенька, не надо!
– Не бойся, Таня, женюсь…
– А на что жить будем?
– На что все, на то и мы…
Зотов Петр - первый вылез из сарая и спрашивает:
– Дед, почему меня на красоту тянет, как мышь на сахар?
Дед ответил:
– Потому что наслаждение красотой есть осознание своего развития.
Это Петр - первый уже знал. Его загребли по ошибке, когда ткацкие бастовали. А потом, набив морду, отпустили по несовершеннолетству.
Зотов того господина сыщика на улице подстерег и ввалил ему по той же скуле, что и он ему в участке. Он Петра-первого за шиворот, и Зотов его за шиворот. Он в свисток, а Зотов в два пальца. Он его по зубам, чтоб не свистел, и Зотов ему по зубам, чтоб не свистел, да и вбил свисток ему в рот. Господин сыщик упал, а Зотов ушел.
Тогда господин сыщик пришел не один, и они забрали Петра-первого куда надо, а там господин сыщик бил его ногами. Бил ногами и приговаривал:
– Воспрянет род людской!… Знаю я ваш род, проклятьем заклейменный!… Я тебе воспряну!…
Сколько он был у них в плену - Зотов не помнит. Но вот по прошествии времени пришел в узилище дед и говорит:
– Ничего не поделаешь, господин сыщик, будут и тебя ногами топтать.
– Это кто же?
– Да Петька, внук мой… Выйдет из Бутырки и потопчет.
– Рвань несчастная… Мы ж его повесим!
– Ну что ж… и мы тебя повесим… Ничего не поделаешь.
– На власть замахиваешься?!
– Зачем же?… В книге сказано - власть падет в одна тысяча девятьсот семнадцатом году. Тогда и с тобой свершится.