Ненаглядная для нага
Мы, конечно, идем в пышечную, потому что быть на Большой Конюшенной и не съесть парочку жареных в масле и обсыпанных сахарной пудрой пышек невозможно. О, калорийные дети порока, кто вас придумал. Съедаем шесть на двоих и запиваем кофе «как в детском садике». Не знаю из чего они готовят это варево, но вкус, правда, из детства. И, конечно, обсуждаем спектакль.
Ну понятно с тобой все, хмыкает Аня, слушая, как я расписываю замечательно удавшуюся змеиную пластику. Поплыла?
И смеется. И я смеюсь. А улыбка у меня глупая-глупая. Просто удивительно, как умный, в общем-то, человек, можно даже сказать с печатью интеллекта на лице, приобретает совершенно глупейший вид в подобной ситуации.
За несколько следующих дней я прохожу все стадии принятия неизбежного и к концу недели покупаю билет на экскурсию по театральному закулисью. Боги благоволят дуракам и влюбленным (возможно, потому, что это одно и то же), но более всего тем, кто сам что-то делает, а не сидит на месте и ждет потусторонних даров. Как видно, в этот день сама Парвати решила улыбнуться мне с небес, и когда уже после окончания экскурсии я забредаю в какой-то неприметный коридорчик, навстречу мне выходит Наг.
Ха-а, нервно выдыхаю я. Теперь он точно подумает, что я какая-то ненормальная. Но к моему огромному удивлению, видимо, решив, что это такая отсылка к спектаклю, тот улыбается и «шипит» в ответ.
Приятно, когда роли запоминаются, говорит он и протягивает мне руку. Алексей Матвеев.
Лера Вадеец, представляюсь и я.
Его ладонь кажется прохладной, несмотря на довольно жаркую и даже душноватую атмосферу в театре. Может быть, поэтому мне не хочется ее отпускать. Но еще больше мне не хочется выглядеть глупой фанаткой, из тех, что толпами осаждают актеров и прочих талантливых представителей петербургской творческой интеллигенции. Поэтому я с сожалением отпускаю его ладонь.
Мне очень понравилось, как вы играли Нага. Очень.
Но почему вы говорите об этом так трагично?
Потому что сейчас вы скажете «спасибо» и «прощайте», а я пойду печально вздыхать на улицу, выдаю я. Понимаю, что меня несет, но остановиться уже не могу.
Какая подкупающая откровенность, смеется он. Ну хорошо, пойдемте на улицу вместе, у меня перерыв и я не против компании. Но, только если вы обещаете, что не будете вздыхать.
Не веря своему счастью, думаю, что согласилась бы, даже попроси он меня не дышать вовсе.
А потом мы едим пельмени и суп дня в заведении всего в паре шагов от театра. Наверное, по вечерам здесь людно, но сейчас занято только несколько столиков. В нашем уголке вообще больше никого. Мы говорим о русском театре, английской литературе и сибирских пельменях. Переходим на «ты», и он предлагает называть себя Алекс и отложить тост на брудершафт до следующей встречи. А у меня замирает сердце. Он хочет встретиться еще! Обмениваемся телефонами, и я ухожу, полная надежд и тревог.
И целый месяц, пока холодньый и сырой февраль медленно трансформируется в зябкий и солнечный март мы встречаемся по вечерам. Ходим на выставки и в кафе, долго бродим по заснеженным улицам и греемся в заведениях на Рубинштейна или Гороховой. Один раз даже идем в зоопарк.
Алекс тянет меня за руку, подводя к стеклянным дверям вытянутого двухэтажного корпуса. Я была тут много раз. На первом темнота и безмолвие, это царство рыб, кораллов, улиток. Бесшумно скользят скаты, пульсируя, парят медузы, прячутся в грунте какие-то неведомые мне червячки. А в холле здоровенные карпы кои с бело-алыми спинами шлепают пухлыми «инстаграмными» губами и просят вкусностей.
На втором этаже я тоже бывала. Там прячутся под листьями крохотные лягушки, греют спины ящерицы и черепахи, немигающим взглядом следят за посетителями змеи.
Я боюсь, выдыхаю я, поняв, что признания не избежать. Ужасно боюсь змей. Раз одна дура бросила на меня с мостика ужа, когда я плавала. Я понимаю, очень понимаю, что тот испугался больше меня
и улепетывал в камыши, не особенно интересуясь моей персоной. Но это чувство парализующего бессилия и невозможности повлиять на ситуацию закрепилось. Я поднималась туда. Первый раз проходила мимо змей с закрытыми глазами, я нервно смеюсь и жму в руках шапку, второй немного смотрела. Третий даже подходила к террариумам. А потом мне еще месяц казалось, что, когда я за столом сижу, там внизу змеи ползают. Или что какой-нибудь сосед держит дома такую живую игрушку, и она от него сбежит по трубе и вылезет, когда я буду ванну принимать.
И обовьет твое нежное обнаженное тело? спрашивает Алексей, подняв бровь. Почему ты думаешь, что она непременно решит тебя укусить? Может, наоборот, обнимет, пошипит на ушко колыбельную и будет охранять твой сон?
Он смеется и, решительно взяв меня за руку, ведет на второй этаж.
Теперь я понимаю, почему тебя так на Нага зацепило, говорит он, все по Фрейду. Страх, как скрытое желание. Подумай, ведь был хоть какой-нибудь эпизод, когда ты не воспринимала змей враждебно?
Сальма Хайек в «От заката до рассвета», без особых раздумий отвечаю я. Там змея, скользящая по телу, вызывает не страх, а, действительно, желание, возбуждение. И еще я как-то видела, как делали змеиный массаж. Там большая змея лениво ползала по спине девушки, и мне показалось, что это должно быть приятно. Такие мягкие, но мощные сжатия и перекатывания.