В том же году, в ходе очередного нападения, воспользовавшись своевременно полученными от информатора сведениями, шайку накрыли жандармы. В ходе перестрелки двоих подручных застрелили, а самого «Седого» поймали и поместили под арест в Омский тюремный замок.
На суде Федоринцев, даже фамилию свою скрывший, предпочел называться только воровской кличкой, вины не признал и не раскаялся. В том же году его осудили за убийство директора Омской фельдшерской школы Мариупольского и приговорили к восьми годам каторжных работ.
Срок свой он отбывал в Тобольской каторжной тюрьме. Согласно законам того времени Седому, как каторжанину 3-го разряда (то есть получившему срок от 4 до 8 лет), за примерное поведение после трех лет отсидки разрешили перейти на облегченный режим дали право поселиться в домишке поблизости от тюрьмы. Такая практика в те годы была довольно распространена, заключенным даже позволяли создавать семьи и жить почти нормальной жизнью. Но у Седого были совсем другие планы. Молодой каторжник, лишь немного отойдя от жизни за решеткой, тут же подготовил побег и ушел на вольные хлеба[1].
Долго пробирался он на юг, пока не добрел до Омска, точнее, до железнодорожной станции, где без особо труда отыскал кое-кого из старых своих знакомцев, с которыми тут же закрутил новые дела. Вскоре в шайку влились и новые участники.
С памятных времен пятого-седьмого годов произошло много изменений, порядка стало больше, и той кровавой вакханалии, что была в годы революции, уже не наблюдалось. Зато прибывающие бесконечной чередой новоселы, стремительно растущие обороты торговли и богатства у торговцев, экспортеров и промышленников создавали для решительных и готовых на все грабителей благодатную почву для совершения преступлений.
Основным источником дохода банды стали налеты на торговцев и крестьян, приезжающих из окрестных сел и деревень на базар в Атаманский хутор. Не брезговали они грабить и переселенцев, прибывающих в Омск по железной дороге.
Но все это не давало настоящего барыша. Планы у Седого имелись громадные. Еще находясь на каторге, он в разговорах с другими уркаганами открыл для себя отличный способ воровского дохода чеканку фальшивой монеты. Вот только стоила эта затея больших денег. Чтобы устроить собственный «монетный двор» и приобрести все необходимое оборудование для чеканки «серебряных» денег, нужны были десятки тысяч рублей. Пусть даже часть средств он смог бы добыть, предложив долю другим ворам, но без своего капитала ему не светило ничего.
Мелочь отследить почти невозможно. Учтем, что килограмм творога в те годы обходился покупателю в двадцать пять копеек, литр молока в четырнадцать, булка свежего ржаного хлеба 4 копейки. Так что дело обещало сказочные доходы и стабильность. Так что Седой продолжал упорно искать возможность добыть крупную сумму, устроить дело, легализоваться под новым именем и зажить припеваючи.
Под лежачий камень вода не течет. И Седой принялся наводить мосты. Искать в банках, почтовых и торговых конторах осведомителей, чаще всего мелких служащих, готовых за долю малую сдать клиента, забирающего большую сумму денег. И вот вчера шестого сентября в пять пополудни от младшего кассира Омского отделения Сибирского торгового банка Иллариона Бутузова, большого любителя посещать первосортные бордели и сорить деньгами не по доходам, пришла долгожданная весточка с предложением встретиться лично по срочному делу.
Спустя пару часов Седой уже стоял в прихожей квартиры
банковского клерка-осведомителя.
Говори, не томи. Отрывисто бросил бандит, жестко глядя прямо в глаза хозяина дома.
Бутузов розовощекий полноватый молодой человек лет двадцати, немного конфузясь и с трепетом ожидая щедрой расплаты, не выдержав, отвел взгляд и начал тихо, почти шепотом, несмотря на то, что они были в квартире одни, рассказывать:
Я сегодня, как обычно, работал в кассе. Сбился, замолчал и, справившись с волнением, уже смелее продолжил, Впрочем, это совершенно неважно. Тут другое. Сегодня поступило распоряжение подготовить к вечеру следующего дня крупную сумму наличными.
Он взял драматическую паузу и, округлив глаза, продолжил, с придыханием и большим пиететом к озвучиваемой сумме:
Двадцать тысяч рублей. Заметив по скривившей рот бандита ухмылке, что тому интересно, зачастил, стремясь вывалить все сведения до конца. Дополнительным условием со стороны заказчика является ограничение номинала банкнот. Он не должен превышать ста рублей. А больше половины и вовсе обязаны быть набраны двадцати пяти и десяти рублевками и даже купюрами более мелкого достоинства. Подготовить деньги поручено мне. И теперь самое главное. Мне удалось узнать, кто сделал заявку. Это богатый купец-меннонит из Ново-Омска Аарон Ааронович Лепп хозяин паровой мельницы и крупный мукоторговец.
Седой, уточнив ряд подробностей и оговорив, как они будут обмениваться завтра срочными известиями, отдал Бутузову аванс пятьдесят рублей и уехал к себе в Атаманский хутор.
Чтобы иметь точные сведения о намеченной жертве, Седой приказал следить за купцом двум членам своей шайки. Первый уже знакомый нам Гриня Жиган. Второй Васька Банщик, самый юный, едва разменявший шестнадцать лет парнишка, который, прежде чем прибиться к шайке, промышлял кражами на вокзалах и за то получивший свое прозвище. «Банщики» на дореволюционном воровском жаргоне как раз и есть те, кто крадут ручной багаж на вокзалах и станциях.