Здание участка хоть и небольшое, но имелись отделения и мужское, и женское. Я уж собрался обратиться к писарю, что сидел за конторкой, как вдруг меня окликнул женский голос!
Что за чудо? У меня здесь знакомые не только среди мужчин?
Камера для женщин, ближайшая к входу, казалась мрачной и тесной. Узенькое решётчатое оконце едва пропускало свет. Вгляделся: обстановка убогая голые нары, на них пяток баб. Сначала показалось, что никого из них не знаю. Ан нет знаю одну!
Глава 26
Алексей Алексеевич (надо же, отчество моё помнит!) не дайте пропасть зазря! Сообщите купцу Левину, что я здесь. По ложному обвинению задержали!
А ну молчать! рявкнул писарь.
А ну молчать! рявкнул я на писаря. Что она сделала?
Да ведать не ведаю, сударь. Разбору ещё не было. Как вернётся Иван Иванович, наш начальник, даст команду выясним. А покуда привезли вчера из гадального дома, недобро глянул на меня невеликий ростом и немолодой мужичок.
Кроме него в помещении был лишь охранник, и никого со шрамом на лице я не приметил.
Да не гадалка я, батюшка. К знакомой лишь зашла Вот те крест! заголосила тётка, неистово крестясь.
Любезный, а кто у вас тут старший? протянул Геннадий нетрезвым голосом.
Урядник Митрохин, ваш бродь! писарь, вскакивая, вытянулся в струнку. А вот и он сам!
И в самом деле, в помещение вошёл полицейский лет сорока, с заметным шрамом на лбу.
Служивый сориентировался мгновенно. Выделив Геннадия как старшего по званию, он приложил руку к козырьку и чётко произнёс:
Ваше благородие, господин поручик! Урядник Митрохин. Чем могу служить?
Тут, слышь Лешкин крепостной где-то Гена неуверенно махнул рукой, указывая то ли на баб в камере, то ли на писаря.
Не извольте беспокоиться! Как зватьто? обратился урядник.
Алексей Алексеевич, представился я, чуточку обиженный тем, что всё внимание досталось старшему по чину.
Крепостного, да по батюшке? Ишь ты! приподнял брови Митрохин.
Тимоха! рявкнул я во всё горло, поняв наконец, что спрашивали вовсе не моё имя.
Я тут, барин, донеслось из дальнего конца.
За что его? спросил урядник у писаря, когда вывели узника из темницы.
А видок у него был тот ещё: одежда рваная, свежий фингал для симметрии под другим глазом. Да ещё и пьян, собака! Эх, зря я ему деньги дал Кстати, он же что-то там у соплеменников купить собирался?..
Вещи с ним какие были? спросил я.
Всё цело, не извольте сомневаться, залебезил писарь так, что у меня сразу появилось желание проверить карманы не пропало ли чего.
Кто тебя, Тимоха? бросил я, хотя и так ясно: в камере человек с пятнадцать, и все как на подбор разбойного вида.
Всё норм, барин, уже замирились! бодро отозвался Тимоха.
И тут же из глубины камеры донёсся хрипловатый бас:
Давай ещё раз грянем, брат! И затянул: Чёрный во-о-орон, я не тво-о-ой
Душевная песня, признался, наконец, молчавший до сих пор корнет, который был несколько трезвее Гены.
Барин стихи придумал, с готовностью пояснил Тимоха, а мне шепнул: Там казак сидит дрался сперва, так я и вспомнил казацкую Только я её не всю знаю
Я поморщился, но всё ж таки спросил про Авдотью:
А что, у нас гадать законом не дозволено?
Гадать? Это про кого? не понял сперва Митрохин.
Нет, такого дозволения нет, спохватился он. Оно ведь к развратному и обманному делу относится. Гадалки, значит, выманивают у женщин деньги, да и совращают их ко греху. И начальство наше, и батюшка требуют строго пресекать подобное непотребство.
Верно, добавил писарь услужливо. За участие в запрещённом сборище у гадальщицы, смущающем народ и противном закону и благочинию, штраф полагается. А коли не вразумилась и розог всыплют.
Заберу-ка я её, любезный. Каков штраф? спросил я.
Рупь, озвучил знакомую мне уже таксу Митрохин.
А казака за что? вмешался Геннадий. Давай, Лёш, и его выкупим?
Ишь ты, пьян, а всё ж соображает!
Уже послали за войсковым урядником, покачав головой, ответил Митрохин. Буйствовал в кабаке! Вы уж не взыщите, но отпустить никак не могу.
Покачиваясь, выходим на улицу. Авдотья беспрестанно благодарит меня.
Денег нет а ну как дадут розг срамота какая. Да и больно это. Спасибо вам за доброту! А рублик я сегодня же занесу.
Ну занеси. Адрес-то помнишь? усмехнулся я.
Забыл! Забыл я адрес! вдруг с жаром откликнулся Генка, решив, что это я его спрашиваю.
Вот и славненько, рассмеялся я и, почувствовав, как бурлит в животе от голода, предложил: А давайте в трактир заглянем. Вон, гляжу, вполне приличный. Освобождение, как-никак, отметить надобно!
А давайте! дружно поддержали офицеры.
Тем более, что покуда мы мотались по городу, их хмель уже заметно выветрился.
Тимохе, разумеется, с нами сидеть не по чину, и он, прихватив какойто свёрток и выпросив ещё пять копеек, поймал местное таксо небольшую двухколёсную пролётку и укатил домой. Да и пусть едет присмотрит за Сёмой и Марфой.
А мы вошли в трактир. Трактир как трактир: народу человек пятнадцать, не больше. Внутри прохладно, тянет запахом квашеной капусты, мясного жара и старого дерева. За стойкой грузный хозяин в замасленной рубахе, с ленивым, но цепким взглядом. Видать сразу стал прикидывать, сколько с нашей компании можно выручить.