Давайте еще закурим по одной, как во фронтовой песне поется, предложил Быков Арышеву.
Анатолий присел к столу, раскрыл портсигар. Ему нравился этот простой человек с синеватыми порошинками на щеках. Он с благоговением посматривал на его награды.
Свернув узловатыми шахтерскими пальцами цигарку, Быков сладко затянулся.
Самосад, с девятой гряды от бани. Хорошо продирает.
Теперь ты оживешь, сказал Воронков, зная о том, как тяжело мучился Быков изза перебоев с куревом.
А ты как думал! У кого табачок, у того и праздничек. Воронков разделся, лег в постель. Ему хотелось, чтобы Быков рассказал чтонибудь о фронте.
Может, ради «праздничка», Илья Васильевич, поведаешь нам о своих ратных подвигах.
Быков не прочь был рассказать, но боялся показаться нескромным перед новым товарищем.)
Лучше Анатолия Николаевича послушаем, как сейчас в гражданке живут.
А я тоже мало знаю, ответил Анатолий, снимая сапоги. В город из училища редко ходил.
Давай, Илья, начинай, настаивал Воронков.
Быков докурил самокрутку, разделся и погасил коптилку. Натягивая на себя одеяло, в шутку сказал:
Если бы поднесли кружечку пивца с сушеной таранькой, тогда бы и просить не надо.
Тогда ты уж не отделение, а роту бы вывел из концлагеря, рассмеялся Воронков.
Быков рассказывал ему, как с группой бойцов бежал из фашистского плена, как потом сражался под Сталинградом. И Воронков иногда подшучивал, что онде «заливает». Илья Васильевич на это не обижался. Но сегодня шутка показалась ему неуместной.
Я рассказываю то, что пережил, а не придумываю. Мне вот уставы плохо запоминаются, а о фронте я всю жизнь буду помнить.
Вы давно с фронта, Илья Васильевич? спросил Анатолий, желая рассеять его обиду.
Быков тяжело вздохнул.
Да уж полгода не воюю. Два месяца в госпитале отвалялся, потом сюда послали, сопки сторожить. А вот человек все годы здесь. (Арышев понял, что это относилось к Воронкову). Говорю ему: «После войны спросит тебя какойнибудь фронтовичок: «Где воевал?» И что ты ему скажешь?
Вопервых, война еще не кончилась, отвечал Воронков, а вовторых, не моя вина, что меня здесь держат. Стало быть, комуто видней.
Я тоже не виноват, а вот совесть мучает, не унимался Быков.
Тогда пиши генералу, может, вызовет.
Быков гордился, что у него родной дядя на фронте командует армией и будто бы хотел взять его к себе в штаб, но племянник отказался.
Сперва подготовлю взвод, тогда видно будет. А то вон каких разболтанных прислали. Один Савушкин сколько нервов вымотал. На фронте он бы у меня быстро шелковым стал, а тут нянькайся с ним.
На фронте ты получал готовеньких, знай командуй, а тут самому обучать и воспитывать надо.
Тебе легко воспитывать учителем был. Зато я на практике все прошел, не сдавался Быков.
Хватит, Илья. Человеку, спать не даем.
Ничего. Ваш спор мне в пользу, сказал Анатолий.
Даа, вы же сегодня взвод приняли, вспомнил Быков. Ну как, понравился?
Не знаю, какова боевая подготовка, но дисциплина слабовата.
Взвод, конечно, не из передовых. Одно время им командовал Померанцев. Но он больше думал о своей карьере, чем о бойцах. Через два месяца его перевели в адъютанты.
«Выходит, Ваня по знакомству меня на свой взвод послал.
Ну, ловкач! Хоть бы сказал об этом». И Анатолия уже не радовала встреча с земляком. Может, вместе служить не легче будет, а наоборот, как когдато в школе
Померанцев был школьным товарищем Арышева. После переезда родителей из деревни в город Толька долго присматривался к ребятам своего класса, держался в сторонке от них. Както во время контрольной по алгебре он помог Ване решить задачу. На перемене они разговорились. Ваня сказал, что у него богатая библиотека.
Если хочешь, приходи ко мне. Во книжечки подберем! Толька с радостью принял приглашение. Вечером отправился к Померанцеву. Поднявшись на второй этаж деревянного дома, Толька нажал кнопку звонка. Дверь открыла сухонькая старушка в вельветовом халате. Изпод золотого пенсне светились строгие беспокойные глаза.
Ваня, к тебе товарищ! крикнула она.
Проходи сюда, позвал Иван.
Толька прошел по коридору в большую комнату. Его поразила богатая обстановка: мягкий диван, пианино, комод, на котором «плавали» лебеди, «плескались» рыбки, «паслись» слоны. Перед трюмо в углу стояла модно одетая женщина, красила губы. Она бросила на Тольку беглый взгляд и торопливо прошла в коридор, обдав приятным запахом духов.
«Неужели Ванькина мать?» подумал он.
В боковой комнате, куда его завел Иван, стоял массивный книжный шкаф и письменный стол, на котором были разложены учебники.
Занимался?
Немного, пока мама дома была.
«Значит, его мать, догадался Толька. Она выглядела очень молодой, цветущей в сравнении с его, Анатолия, матерью. Интересно, работает или нет?» Впоследствии он узнал, что мать Ивана преподавала в музыкальном училище, а отец за чтото был арестован.
Снимая старенькое пальтишко, Толька думал об условиях, в которых жил Иван. Почемуто обидно стало, когда он вспомнил свою однокомнатную квартиру в старом доме. Иван имел отдельный кабинет, а он занимался с двумя братишками за одним столом. Но несмотря на благоприятную обстановку, Померанцев часто получал неуды.