На фронт рвешься, а кто будет Восток охранять? На доброту японцев пока не можем рассчитывать: попрежнему держат большие силы на границе, провоцируют. Месяц назад напали ночью на заставу, захватили двух солдат и офицера. Так что
Неужели Сталинград их ничему не научил?
Может, чемуто и научил, но намерений своих не оставляют.
В тот же день Арышев принимал взвод. В узком проходе между нар в одну шеренгу были выстроены бойцы. Остававшийся за командира взвода старший сержант Старков пожилой, с пышными усами долго выравнивал строй, отчитывал бойцов за неряшливость. Ему хотелось представить их новому командиру опрятными, подтянутыми.
Арышев с нетерпением ждал окончания этой процедуры. Приближалась минута, о которой он много думал. И, как это бывает у молодых учителей перед первым уроком, его охватило волнение сможет ли он показать себя таким, каким должен быть офицер?
Наконец, Старков доложил, что взвод построен. Арышев подошел к бойцам. На лице его выступил румянец, как когдато у доек» перед классом.
Товарищи, как вы уже догадываетесь, с сегодняшнего дня я буду вашим командиром. Он мельком окинул притихший строй, переступил с ноги на ногу. Двадцать пар глаз неотступно смотрели на него, следили за каждым движением. Опыта в работе я еще не имею, но думаю, что общий язык сумеем найти
Найдем! выкрикнул ктото на левом фланге.
Лейтенанта будто холодной водой окатило. «Общий язык Черт знает, что несу. Офицер, называется»
Но в голову, как назло, ничего не шло. Куда девались те простые слова, с которыми он собирался обратиться к своим будущим подчиненным?
Вы у нас временно или постоянно?
А когда нас на фронт направят?
Арышев вспомнил наказ комбата: «Берите их сразу в руки, а то поздно будет».
Волнение его перешло в раздражение. Плотно сжав губы, он поднял прищуренные глаза.
Насколько мне известно, вопросы задают по одному, а не хором. Строгий тон лейтенанта заставил всех смолкнуть. А на фронт, к вашему сведению, направляют только дисциплинированных. У вас же я таких не вижу.
Повашему, мы всю войну должны здесь сидеть? А кто воевать будет?
Больше всех возмущался молодой веснушчатый боец на левом фланге. Пряжка на его гимнастерке сбилась в сторону, на одной ноге спустилась обмотка.
Прекрати, Шумилов! одернул его Старков. Патриот нашелся! А кто будет здесь служить? Небось, самураи не лучше фашистов!
На тонких скривленных губах солдата заиграла лукавая усмешка. Глаза озорно блеснули.
Ну и сиди тут, тренируйся: «Лежа, одно и то же, прицел вчерашний!»
По строю покатился смешок.
Арышев шагнул в сторону левого фланга..
Верно сказал старший сержант, что самураи не лучше фашистов. Поэтому здесь такой же фронт, как на Западе. Правда, тут мы не наступаем, а готовимся к обороне, но если потребуется
На голые сопки мы каждый день наступаем, съязвил Шумилов.
Значит, отлично натренировались, хоть сейчас в бой. Так, чтоли?
Так или не так, а воевать сможем.
Что ж, посмотрим завтра, на что вы способны
Больше никто не бросал реплик. Арышев чувствовал себя увереннее. Теперь он не подыскивал удачных фраз, говорил спокойно и просто.
Какими бы я хотел видеть вас, товарищи? Он взглянул на левый фланг, где стоял со спущенной обмоткой Шумилов, а рядом с ним два бойца с грязными подворотничками. Конечно, не такими, как сегодня.
Вечером, когда в казарме прошла поверка, Арышев с командирами взводов своей роты шел в Копайград (так офицеры называли место расположения своих квартир). Копайград находился у подножья сопки, в полукилометре от солдатских казарм. Прямая дорожка тянулась к землянкам, дымившим в вечерних сумерках.
Офицеры шагали неторопливо, раскуривая самокрутки. Справа от Арышева шел лейтенант Быков, невысокий, кряжистый. Он был уже в годах, но держался бодро. Говорил, что на работе еще заткнет за пояс молодого. Его мускулистые руки и сухощавое лицо с острым
подбородком были искраплены синеватыми порошинками следами многолетнего шахтерского труда. Когда немцы стали угрожать Донбассу, Быков покинул забой и вместе с товарищами ушел защищать родную землю. О дальнейшем его пути без слов говорили шрам на щеке да награды на груди.
Не нравятся мне эти сопки и пади, говорил он Арышеву. Хотя тут и пули не летят и снаряды не рвутся, но я бы не согласился всю войну здесь сидеть. К тому же японцев я никогда не видел, к забайкальским ветрам не привык.
Привыкнешь, Илья Васильевич. Не ты первый, не ты последний, пробасил лейтенант Воронков, высокий, с ласковыми черными глазами и тонким носом с горбинкой. А фронтовики и здесь нужны.
За разговорами подошли к землянке. Быков опустился на две ступеньки вниз, открыл дверь. Офицеры вошли в тесную прихожую с умывальником и кирпичной плитой. Крутнув колесико медной зажигалки, Быков осветил узкую комнату с топчанами около стен и небольшим столом между ними, зажег коптилку. Под потолком зажужжала муха, гдето, забившись в щель, скрипел сверчок.
Воронков начал разбирать постель. Над его топчаном Арышев увидел вырезанную из газеты карту военных действий. Красным карандашом на ней были округлены освобожденные города: Краснодар, Сталинград, Курск.