Не нужно будет идти Путем
Залило уши и почти сразу же глаза, но он и без того уже ничего не слышал и не видел. Дыхание сделалось реже, воздух струился теперь в легкие тоненькой струйкой, в любой миг готовой иссякнуть. Руки куда-то пропали, словно растворившись, плечи еще ощущали груз, давящий на них сверху и толкающий в пучину, но ладоней не стало. Если бы в голову Эдуарду теперь и пришла мысль попытаться выбраться, опереться все равно было бы не на что и нечем.
Эдуарду? Какому Эдуарду? О ком это вообще речь?..
Что-то большое с плеском рассекло водную гладь, грубо ухватило его за шиворот и рвануло почему-то не вниз, к уже близкой ледяной безмятежности, а вверх, к боли. Если бы он мог, он бы, наверное, даже попробовал сопротивляться: ни малейшего желания выныривать он не испытывал. Но снизошедшей незваной силе не было до его чувств никакого дела, она упорно тянула и тянула и жижа, считавшая уже Эдуарда (в этом странном сочетании звуков вновь стал понемногу проявляться какой-то смысл пока, правда, не совсем ясно, какой) своей законной добычей, стала понемногу уступать, отдав сначала голову, затем туловище и, наконец, с чавканьем выпустив из капкана ноги да, ноги снова появились из небытия.
Эдуард жадно глотнул ртом воздух и осел в кресло. На миг ему показалось, что он видит Ливию, и что это именно она вытащила его за шкирку из болота, но едва ли это могло быть правдой разомкнуть веки он оказался не в силах, а значит, и видеть-то ничего не мог.
А потом пришла тьма, но не та, что ждала на дне вечная и холодная, а добрая, исцеляющая. Его первый Путь был позади, но он еще не знал об этом.
14
Они с Александрой уже почти час стояли на крытой галерее, нависающей над внутренним двором Школы Тиберия самого престижного детского интерната Республики, и, сами незаметные для случайного взгляда, наблюдали за играющими внизу детьми. Ну, как за детьми что до Александры, то она неотрывно следила за одним-единственным четырехлетним Виктором. Она приходила сюда так часто, как только могла: всяко не реже раза в неделю, покидая свои покои в Храме по тайному ходу, известному во всей Республике лишь ей и верной Ливии. Ликтор Констанции Ретус, обычно сопровождавший ее в этих вылазках, не догадывался, кого охраняет: без маски ему она была представлена как гражданка, находящаяся под покровительством Храма, а привычки задавать лишние вопросы за ним не водилось.
Эдуард был здесь лишь второй раз, первый год назад, во время прошлого явления Владыки.
Который? не поняла Александра.
Не поняла, в первую очередь, какое ему вообще может быть дело до иных детей, кроме их сына.
Вон тот, с игрушечным разрядником, указал рукой рыцарь. Вон, за девочкой побежал!
Она присмотрелась. Заинтересовавший Эдуарда мальчик был постарше Виктора на полгода где-то. В Школе он жил уже давно.
Не знаю, пожала она плечами. Кажется, сирота какой-то, собственно, сиротами было большинство воспитанников Школы. А что?
Да нет, ничего, просто спросил.
На Виктора лучше смотри, недовольно бросила Александра. А то вот-вот прогулка закончится, и их уведут в дом.
Да смотрю я, смотрю!
Аккурат в этот момент в дверях внизу показалась дородная матрона-воспитательница и позвала детей в дом. Разыгравшийся Виктор уходить явно не хотел, и когда его взяли за руку, чтобы увести, расплакался. У Александры защемило в груди.
Черноволосый мальчик, чем-то заинтересовавший Эдуарда, и кукольно-красивая девочка с длинными толстыми косами подошли к Виктору и стали что-то говорить то ли успокаивали, то ли, наоборот, дразнились. Так или иначе, плакать ребенок перестал и вместе с другими детьми скрылся в доме.
Капризуля растет, хмыкнул Эдуард.
Он же малыш еще совсем! тут же грудью встала на защиту сына Александра.
Не малыш, а будущий рыцарь,
с суровостью возможно, напускной, возразил Эдуард. Было не очень понятно, шутит он или и правда недоволен.
Всадник, поправила Александра. Всадник на службе Владыки, как вас теперь называют.
Всадник, легко согласился Эдуард и рассмеялся чему-то.
Нам пора идти, напомнила она.
Пошли, кивнул рыцарь.
Спустившись с галереи, они проскользнули мимо дежурного служителя, на столик перед которым Александра как бы невзначай уронила серебряную монетку, недостатка в которых последнее время не испытывала, вышли на улицу и неспешно двинулись по булыжной мостовой. Ликтор Ретус, скучавший на углу, выждал несколько секунд и зашагал следом, держась на почтительном расстоянии.
Напрямик до главных ворот Храма отсюда было полчаса пути, до неприметного здания, из подвала которого шел тайный ход, немногим более.
Эдуард что-то сказал, но, погруженная в мысли о сыне, ставшем сиротой при живых родителях, Александра не расслышала, что именно.
Что? повернула она голову к своему спутнику.
Я говорю: может, зайдем к Титу? повторил Эдуард. Перекусим, пива выпьем?
Прокуратор Тит служил управляющим в мансионе Антония постоялом дворе, в котором они когда-то жили. При мансионе имелся обеденный зал, где действительно неплохо кормили и подавали отличное пиво из собственной пивоварни. Вот только с чего бы это вдруг Эдуарду об этом сейчас вспомнить?