Лицо Дяди Финна мрачнеет.
Как раз об этом мы и хотели тебя спросить.
Глава 4. Оказывается, шестое чувство это человеческая жертва
Да. Его кадык конвульсивно дергается, а глаза, всегда темные, как беззвездное ночное небо, кажутся еще темнее и мрачнее.
У него был нож.
Вообще-то это был меч, вставляет мой дядя.
Точно. Я закрываю глаза и вспоминаю все.
Мы шли по коридору.
Я краем глаза увидела Хадсона с занесенным
мечом. И встала между ним и Джексоном, потому что Джексон мой и я должна любить его и защищать.
Меч опустился.
А затем ничего. Это все, что я помню.
О боже. Меня опять захлестывает ужас, когда в голову приходит новая чудовищная мысль. О боже.
Все в порядке, Грейс. Мой дядя похлопывает меня по плечу, но я уже начинаю подниматься.
О БОЖЕ! Я отпихиваю свой стул назад, вскакиваю на ноги. Значит, я умерла? Поэтому я больше и не могу ничего вспомнить? Поэтому все так пялились на меня в коридоре? Значит, вот оно что, да? Я умерла.
Я принимаюсь ходить взад и вперед, мысли у меня разбегаются.
Но я все еще тут, с вами. И люди видят меня. Я что, призрак?
Я тщусь уложить эту мысль в голове, но тут мне на ум приходит другая, еще хуже. Я резко поворачиваюсь и впиваюсь глазами в Джексона.
Скажи мне, что я призрак. Скажи, что ты не делал того же, что и Лия. Что ты не заточил какого-то беднягу в той жуткой, мерзкой темнице и не использовал его, чтобы вернуть меня. Скажи, что ты этого не делал, Джексон. Скажи, что я хожу по земле не потому, что ты проделал какой-то ритуал с человеческим жертвоприношением, который
Притормози! Джексон стремительно огибает мой стул и берет меня за плечи. Грейс
Я серьезно. Надеюсь, ты не последовал примеру доктора Франкенштейна, чтобы вернуть меня. Я иду вразнос, понимаю это, но ничего не могу поделать с ужасом и отвращением, бушующими во мне, превращающимися в темную, ядовитую смесь, над которой я не властна. Надеюсь, там не было крови. Или заклинаний. Или
Он качает головой, и его отросшие волосы скользят по плечам.
Я ничего не делал!
Стало быть, я все-таки призрак? Я поднимаю руки и смотрю на свежую кровь, краснеющую на кончиках пальцев. Но если я умерла, как у меня может идти кровь? Как я могу
Джексон мягко сжимает мои плечи и поворачивает лицом к себе.
Потом делает глубокий вдох.
Ты не призрак, Грейс. Ты не умерла. И я уж точно не совершал жертвоприношений ни человеческих, ни каких-то еще чтобы вернуть тебя.
Проходит несколько секунд, но его слова и серьезный тон наконец доходят до меня.
Не совершал?
Нет. Он усмехается. Нет, я не говорю, что не был готов это сделать. За эти четыре месяца я куда лучше понял, каково было Лии. Но у меня не было такой нужды.
Я взвешиваю его слова, ищу в ответе какие-то увертки, сопоставляя его со вдруг ставшим отчетливым воспоминанием о том, как меч Хадсона опустился на мою шею.
Тебе не пришлось это делать, потому что есть другой путь воскресить человека из мертвых? Или потому что
Потому что ты не умерла, Грейс. Ты не погибла, когда Хадсон рубанул тебя тем мечом.
Ах, вот оно что. Это вообще не приходило мне в голову. Но теперь, когда я услышала такой логичный, хотя и чертовски невероятный ответ, я понятия не имею, что мне сказать. Разве что Выходит я была в коме?
Нет, Грейс. На сей раз мне отвечает мой дядя. Ты не была в коме.
Тогда что же произошло? Потому что, хотя в памяти у меня и зияют дыры, последнее, что я помню это как твой брат-психопат попытался убить тебя и
И ты встала между нами, чтобы принять удар на себя, рычит Джексон, и я в который раз убеждаюсь, насколько обострены его чувства. Просто до этого момента я не знала, что среди этих чувств есть гнев. Что и понятно, но
Ты бы сделал то же самое, тихо говорю я. И не пытайся это отрицать.
Я и не пытаюсь. Но для меня это было бы естественно. Ведь я
Мужчина? перебиваю его я тоном, в котором звучит предостережение.
Но он только закатывает глаза.
Вампир. Как-никак я вампир.
Ну и что? Ты что, станешь утверждать, что тот меч не мог тебя убить? Потому что я ясно видела, что Хадсон на самом деле был намерен тебя убить.
Да, этот меч мог меня убить. Он делает это признание с явной неохотой.
Так я и подумала. Тогда в чем же фишка? Ах да, конечно. Ты же мужчина. Произнося это слово, я вкладываю в него как можно больше яда. Но это длится недолго, поскольку прилив адреналина, поддерживавший меня последние несколько минут, сходит на нет. Но тогда где же я была эти четыре месяца?
Три месяца двадцать один день и примерно три часа, если быть точным, отвечает Джексон, и, хотя его голос тверд, а лицо бесстрастно, я слышу муку в его словах. Слышу все то, чего он не говорит, и мне становится больно. За него. За себя. За нас обоих.
Его кулаки сжаты, зубы стиснуты, шрам на щеке натянулся вид у него сейчас такой, будто он хочет ринуться в бой, если только поймет, кого или что ему надо винить.
Я успокаивающе глажу его по плечам, затем поворачиваюсь к дяде. Если я потеряла почти
четыре месяца своей жизни, я желаю знать почему. И как.
И может ли нечто подобное случиться снова.