Ты даже не подозреваешь, Гриша, что для меня сделал!
Подозреваю Но это только полдела нужно еще, чтобы рукопись вернулась в шкаф.
Вернется! Я сам поставлю ее на место! Он обнял Безбородко и растроганно попросил: Поедем на Охту. Тебе ведь эта история неприятна, я знаю. Но ты увидишь Тересу и поймешь меня, а если поймешь, то и оправдаешь.
За столом, кроме Тересы, сидели еще хозяин и хозяйка. Марфа Кондратьевна поклонилась остановившимся у порога офицерам и сказала:
Прошу, господа, откушать с нами.
Олсуфьев подошел к Тересе:
Мой друг Кушелев-Безбородко захотел сам сказать вам, что отец скоро будет с вами.
Девушка подняла глаза на Безбородко. В них были и благодарность и восхищение. Она знала из рассказов Олсуфьева, что Безбородко ездил куда-то хлопотать за ее отца, знала, что последний, решающий шаг связан с огромной жертвой с его стороны, и одно то, что Олсуфьев явился сегодня вторично, захватив с собой Безбородко, больше, чем длинные речи, убедило Тересу, что последний шаг уже сделан. Всю свою признательность она хотела выразить в своем взгляде.
Красота девушки поразила Кушелева-Безбородко. Рядом со стройной, легкой Тересой память оживила Елену хромую, большеротую. И вспыхнула в Безбородке злоба против Олсуфьева, которого полюбила Тереса, и против Елены, которая лишена прелестей Тересы.
Эта внезапная перемена не ускользнула от взгляда Тересы. Она тихо спросила:
Сеньор, я вас чем-то огорчила? Если И замолчала: что-то дикое, хищное мелькнуло во взоре Безбородко.
Хозяин, бородатый коренастый человек, указал Олсуфьеву на стул рядом с собой и доверительно шепнул:
Тут парень какой-то зачастил, из их, видать, братии. Такой же смурый и глазастый.
Сюда заходил? насторожился Олсуфьев.
Нет. Вокруг дома чего-то вынюхивает. Тереса увидела его из окошка и как крикнет: «Кальяри!» А что такое «кальяри» не понимаю я ихнего языка.
Когда это было?
Намедни,
как вы только ушли.
За спиной Олсуфьева остановился Безбородко.
Ника, я пошел.
Почему вдруг?
Мне нужно. И без дальнейших объяснений направился к двери.
Олсуфьев пришел домой поздно. Ощущение удачи его не покидало ни на минуту, но ощущение это было почему-то замутнено: наряду с радостной взволнованностью жило в нем беспокойство.
Олсуфьев попробовал было доискаться причины своего беспокойства, но, так и не разобравшись в нем, прилег на диван и вскоре уснул.
Он проснулся внезапно, словно его кто окликнул. На столике рядом с диваном горела свеча. Мгновенно возникли перед глазами свечи в высоких подсвечниках, карточный стол
«Шулер!» вынырнуло из памяти.
Олсуфьев оделся и вышел на пустынную ночную Мойку. Не найдя там саней, он побежал на Невский.
Перед офицерским собранием стояли выезды в несколько рядов; из окон лился яркий свет.
Олсуфьев поднялся в парадный зал. Молоденький офицер с повязкой распорядителя танцев на рукаве, держа за руку свою даму, выписывал петли и зигзаги, а за ними, также рука в руку, змеился длинный хвост.
Среди танцующих Тимрота не было.
Олсуфьев направился в большую столовую. За длинным столом сидели старшие офицеры с женами и почетные гости. Свечи в люстре были уже погашены, горели только в настенных бра, освещая затылки и спины гостей зыбким желтоватым светом. Олсуфьеву показалось, что все спят. Лишь один древний старичок генерал, весь увешанный орденами, что-то рассказывал, и странно на два голоса: то высоким, визгливым детским, то грубым, с хрипотцой строевым.
И тут тоже Тимрота не было.
Олсуфьев направился в боковую комнату, в карточную. Там было чадно и шумно. Болотными гнилушками мерцали свечи в высоких подсвечниках.
Козлик! Козлик!
За столом сидели шесть офицеров среди них и Тимрот. Большой, грузный капитан Елагин из 3-й роты, сидевший за узким концом стола, тасовал колоду карт.
Садись, предложил он Олсуфьеву.
У вас ведь комплект, ответил тот.
Фон «Тмин-в-рот» не в счет.
Тимрот резко произнес:
Попрошу вас, господин капитан, моей фамилии не коверкать!
Вы не кошка, не фыркайте, спокойно ответил Елагин. Фамилия тут ни при чем. В четвертой роте есть поручик Свиньин. Фамилия хлевом отдает, а человек каких кровей? Чуть ли не Мономахович! Не в фамилии дело, господин поручик, а в человеке. Поняли, герр Тмин-в-рот?
А я, по-вашему
Вы, не дал ему закончить Елагин, именно то, что я о вас знаю.
Тимрот встал; его щучий рот округлился:
Господин капитан, вы злоупотребляете своим званием. Я таких намеков не потерплю!
Стерпите, фон Тмин-в-рот, смотря прямо в глаза Тимроту, строго произнес Елагин и тихо, как бы про себя, добавил: А может, наконец решились сменить мундир?
Что ты вечно к нему вяжешься? сказал раздраженно Олсуфьев, которому не терпелось поговорить с Тимротом.
Он знает почему. И быстро начал тасовать карты. Давайте играть! Ставки! Сдаю!
Елагин роздал карты, поднял свои и засопел.
Олсуфьев посмотрел на капитана: большой, толстый, сопит. Тут Олсуфьев расхохотался так, что соседи по столу в недоумении взглянули на него.
Солнечный удар? спросил Елагин.
Хуже, ответил Олсуфьев весело, меня пытался обыграть шулер.
Как это пытался? недоумевал Елагин. Игра не состоялась?