Олсуфьев, все еще смеясь, обратился к Тимроту:
Как, по-твоему, состоялась игра?
Тимрот не ответил ушел.
Наконец-то, проговорил Елагин.
Играли минут десять, и вдруг из коридора донесся шум. Шум нарастал. Послышался топот ног.
Игроки вышли в коридор.
Что случилось? перехватил Елагин пробегающего офицера.
Поручик Бояринов выплеснул бокал шампанского в лицо французскому дипломату.
Воды у него под рукой не было? возмутился Елагин. Мальчишка!
Шум улегся. Игроки вернулись к своему столу.
Уже под утро, закончив игру, Олсуфьев обратился к Елагину:
Мне необходимо завтра быть во дворце. А в карауле твоя рота. Поменяемся. Я пойду завтра вместо тебя, а в четверг ты заменишь меня.
Согласен. Договорись с адъютантом.
Они не заметили, что за их спиной стоит вынырнувший откуда-то Тимрот.
7
Дубельт
сидел за огромным письменным столом в глубине кабинета. Штофные обои, мебель, занавеси, ковер на полу, картины на стенах все было выдержано в одном тоне: вишнево-красном. Дубельт был в голубом мундире, но в своем высоком красном кресле и в сумерках затемненной красными шторами комнаты он также казался вишнево-красным. За спиной Дубельта в двурогих бронзовых бра горели свечи, и свет от них, неяркий, как бы красным куполом накрывал письменный стол.
Неужели принес? спросил Дубельт, напряженно следя за приближающимся офицером.
Вместо ответа Олсуфьев положил на стол рукопись. Серые глаза Дубельта оживились.
Неужели принес? повторил он, и в его голосе зазвучали теплые нотки. Молодец, Олсуфьев! Сегодня же доложу о тебе его величеству! Ему бросился в глаза книжный знак. Безбородко! Так ты ее у Александра Григорьевича добыл?
Никак нет, не у Александра Григорьевича.
Все еще секреты? Ну, бог с тобой! Важно, что добыл, что услужил своему государю. Он взял со стола синюю папку, потряс ею в воздухе. Доклад! Сегодня представлю его на высочайшее усмотрение. Тут и твой шарманщик. Обрадуй крошку Он вышел из-за письменного стола, положил руку на плечо Олсуфьева. Отец этой крошки далеко не ангел, для него убить человека, что для тебя стакан чая выпить, и любит свою дочь. Помни об этом, Олсуфьев. А теперь ступай. Завтра зайди ко мне в это же время.
Олсуфьев забыл, что у подъезда его ждет карета, он вернулся в Зимний дворец пешком.
Дубельт, прежде чем усесться в кресло, вызвал звонком адъютанта.
Запиши три фамилии. Григорьев Василий Васильевич, Казембек Александр Касимович, Хвольсон Даниил Абрамович. Снаряди трех курьеров, дай каждому по одному адресу пусть привезут этих господ сюда.
Через час в кабинет входили три человека цепочкой, один в затылок другому. Впереди Казембек крупный, рыхлый, с круглой темной бородой, а на лысой голове не то монашеская скуфейка, не то татарская тюбетейка; за ним худощавый Григорьев; последний Хвольсон, молодой человек лет 2829, с тонким носом и большим ярким ртом. На всех лицах недоумение и страх.
Дубельт пошел им навстречу, пожал руки.
Господа, начал он приветливо, хорошо, что вы явились сегодня, а не «в любой ближайший день», как я просил передать. Вам сообщили, какая у меня к вам просьба?
Нет, хмуро ответил Казембек. Я сегодня приехал из Казани, в постели лежал, а ваш офицер приказал одеваться и повез сюда.
Дубельт раздраженно позвонил. Явился адъютант.
Почему не сообщили господам ученым, по какому поводу их приглашают? Почему такую горячку пороли? спросил он раздраженно. Взыскать с этих олухов!
После ухода адъютанта, успокоившись, Дубельт продолжал:
Простите усердных не по разуму служак. Это про них Крылов писал: заставь дурака богу молиться, он лоб расшибет.
Григорьев и Хвольсон обменялись лукавым взглядом; Казембек хмуро изучал свою правую ладонь.
Вот какая просьба у меня к вам, господа ориенталисты. Его величеству угодно знать, подлинная ли это рукопись и какова ее ценность. Он протянул рукопись.
Рукопись переходила по старшинству: сначала ее рассмотрел Казембек, за ним Григорьев, потом Хвольсон. Дубельт следил за учеными. Казембек двигал губами, точно сосал конфету; у Григорьева разрумянилось лицо и напряглись мышцы на худой шее; у Хвольсона задрожали крылья тонкого носа.
Генерал, запинаясь, промолвил Казембек. Откуда у вас эта рукопись? В каталоге аббата Руайе она числится украденной и находящейся в нечестных руках.
Дубельт поморщился и сухо переспросил:
Какова же ее ценность?
Ценность?! ответил Казембек с негодованием. О какой ценности вы, генерал, говорите? Денежной? Не знаю. Может быть, десять тысяч, а то и все сто. Но разве ее ценность может быть исчислена рублями? Рукопись звено в золотой цепи развития человеческой мысли.
И очень важное звено! подхватил Хвольсон.
Именно, Даниил Абрамович! Григорьев вскочил на ноги. Господин генерал! Доверьте эту рукопись нам. Хотя бы на короткое время. Мы дополним перевод Эль-Хасана.
Поднялся и Дубельт. Он сухо ответил:
Я доложу государю вашу просьбу, господа. И протянул руку. Не смею задерживать вас. Еще раз прошу прощения за грубость моих слишком усердных служак.
8
услугами этого находчивого и приятного в обхождении жандармского поручика: через него он передавал выговоры редакторам, цензорам и издателям.