Церковь молитвой держится, а не окладами. В убогой церкви Бога еще лучше зришь. Не заставлен Он от тебя сокровищем.
Вот, пойдемте, покажу я вам красоту неописанную. Картину такую, какую земным художникам не написать. Небесный художник ее рисовал.
Вышли из пустыньки. Вдруг леса и скалы, до сих пор заставлявшие даль, раздвинулись. Обрыв вниз. Мы стоим на карнизе. Пред нами безбрежный простор Ладоги, появившийся неожиданно, точно по мановению волшебного жезла. Ели шумят далеко внизу, маленькими кажутся с этой высоты! Мне эта картина живо напомнила вид из Байдарских ворот в Крыму , где путешественнику, утомленному однообразным маревом гор да лесов, вдруг представляется громадная перспектива Черного моря.
Иной раз, внизу так играет стихия! Могущество Бога своего являет. Пены набьется, точно в серебряных облаках наш остров плывет.
Над обрывом крест, тесанный из гранита. Налево залив, гавань, куда из-за пятидесяти верст бегут корабли отстаиваться от бурь.
Нам только одни мачты их видны да палубы. Махонькими кажутся. Им к нам нельзя, нам к ним не подобает. А гавань мы во имя св. Никона окрестили Вон наши рыбари выезжают.
Какая-то черная точка действительно ползет по морю, ничего на этой черной точке не разглядишь.
Это, должно быть, отец Олимпий. Он и есть! всматривался Ириней.
Постоянная привычка разглядывать предметы на далеких расстояниях дала удивительную зоркость старческим глазам. Где-то в стороне точно клочок тумана осел и мерещится оттуда. Ириней разглядел около этого островка монастырский пароход. Видимое дело, человеку одна житейская отрада и оставлена любоваться на эти дивные дали. Тут и слепой прозреет.
Вон внизу, неведомо как прицепившись к отвесу, держится громадная сосна. Лес шумит у нас под ногами, вода бьется в берега, и, точно серебряная нитка, окаймила их едва заметная отсюда пена прибоя. Удивительное спокойствие веяло на душу. И не одно спокойствие горе забывалось, прощалось всем, примирение казалось так легко!
Вдали показался другой пустынник, едва бредет. Седой весь. Келья его на версту от кельи о. Иринея.
Паисий забрался в чащу лесную. Давно просился он на этот одинокий островок, не пускали, как и других.
Братии не дозволяют сюда. Зачем тебе, говорят; жить так, как они, не сможешь, говорить станешь. Едва Паисия благословили.
Удивляюсь, отец Ириней, как это вы такую бодрость еще сохранили. Подвиг ваш труден, пища скудная.
А что березку на камне питает? Ишь она выскочила сдуру, а Бог ей сейчас и жизнь дал. Вон она, поглядите-ка, как раскудрявилась. А откуда, кажется. Пища у нее в камне скудная
О. Паисий, тот совсем в другом роде. Ириней тип подвижничества, тип тех времен, когда люди спасались от всего живого, от скверны мирской в пустыни и дебри, уходили в безлюдные леса и, прожив там в тишине и душевном покое десятки лет временами, вызываемые обстоятельствами, возвращались к народу боговдохновенными обличителями, вождями, учителями. О. Паисий, тот скорее Манилов во образе пустынника. Всему он радуется, и притом очень слащаво. В мире он был сапожником.
Благодетели! встретил он меня. Посетили нас, неимущих, немощных рабов Божьих.
Слово "благодетели" поясняется тем, что в скит этот пускают только тех, кто уже очень крупные пожертвования делает, купцов, которым отказать нельзя.
Благодетели, живем мы здесь скудно, убого Лесными людьми живем давай вам Бог!
Пойдемте, я вам наш остров покажу, прервал его о. Ириней. Полюбуйтесь на красу его!..
Мы спустились вниз. Тропинка то и дело огибает громадные свалившиеся сверху скалы Осыпей подозревать здесь нельзя, нужно было остановиться на землетрясении, несмотря на северное положение Валаама.
Я сообщил это о. Иринею.
По-вашему А по-моему, это когда на кресте Христос дух испустил. Земля потряслась, и камни распадошася Только вдумайся, везде следы этого найдутся. Ишь дорога-то сукном подернулась.
Действительно тропинка здесь от сырости точно зеленым сукном покрылась. Мох мелкий совсем ее заполонил. Тянется она вокруг всего острова. Все время около нас шумит озеро. Сегодня поднялся к вечеру ветер, и, срывая белую пену с гребней волн, налетающих на утесы, несет он ее прямо к нам в лица. Путь этот сделан руками отшельников в 1865 году. Мы обошли остров и в одном из лесных участков заметили простой сруб.
Моя келья! повел нас о. Ириней.
Крохотная горенка и другая такая же. Голые нары, под голову полено. Вот и вся обстановка.
Скучно тут, вырвалось у меня.
Соскучишься, так кричи: "Господи, помилуй! Господи, помилуй!" Ну, как дитя вот Господь услышит, Он утешит. Из кельи вверх на кручу лесенка с перилами.