А молитва?
А молись духом, мыслями молись. Устреми глаза на небеса и молись сердцем, чтобы пустыня безмолвная не нарушалась словом твоим. Живи в гладе и хладе. В пещере не укрывайся А через десять лет, если Господь тебя сохранит, приди опять сюда
И пришел?
Как же Ушел молодым, а вернулся седой весь, одичалый. Зимой грудь у него раскрытая, рубище треплется жалкое. Прямо в собор наш попал. Сам отец Дамаскин служил Кончилась литургия , пошли в трапезу : он на паперти в ноги отцу Дамаскину. Поднял тот его, спрашивает. Молчит, не отвечает. Узнал его наконец игумен Разрешаю тебе говорить теперь! Примирилась ли совесть твоя? Можешь ли ты о прошлом помыслить без озлобления? Заговорил тот, но только совсем невнятно. Отец Дамаскин из этого и убедился, что послушание исполнено грешником в точности. Вечером он его отысповедывал, всю ночь приказал ему в храме, распростершись ниц, лежать, и чтобы сон не сомкнул ему глаз. А наутро причастил его. Тут точно этому самому грешнику и было видение: убиенный им в райском венце, с ликом светоносным и в одеждах белых, сходит к нему Пал он на колени а на лице у того благость и прощение. Дал ему руку, "пойдем со мною, говорит, брат мой зане искупил ты грех великий!" И в тую ж минуту беглый испустил дух свой, вопия: "Иду, Господи, иду!" Вот какие дела у нас случались!
Мы шли в это время по пустынным дворам обители. Тишина их говорила сердцу о чем-то не от мира сего. В окнах келий никого не было видно, звуки наших шагов далеко раздавались, замирая под тяжелыми сводами. Вышли. Голубой пролив синел под солнцем, зеленые крутые берега пристально смотрелись в него, точно разглядывая, какую тайну он схоронил в своих тихих водах.
Красота нетленная! загляделся монах.
VII
Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас! стукнул мне кто-то в дверь.
Пожалуйте!
Румяный молодой монах. Кроткие голубые глаза.
Простите! Отец настоятель благословил показать вам пустыню Назарьевскую!
Очень вам благодарен Сейчас?
Ежели не очень устали, можете потрудиться во славу Божию!
Мы отправились.
О. Авенир оказался монах, знающий всю подноготную монастыря.
Он тут прошел чрез все послушания и познакомился с делами чудесно. Начиная с хозяйства и кончая подвижничеством, для него ничего сокровенного не было. Только что мы выбрались с ним за ограду, как Валаам передо мною явился в ином свете. Обитель осталась позади. Рабочая община выступала перед нами со всеми ее заботами и земными помыслами. Вон в низине огороды громадные, обставленные глухо шумящими деревьями. Низиной этой они и тянутся на несколько верст, вплоть до салмы. Зелени и овощей всяких не только на год хватает обители, но осенью остатки раздаются беднейшим жителям, которые нарочно для этого съезжаются в монастырь. Вон красивые кирпичные амбары для хлеба, отдельно от других построек на случай пожара.
Хлеб-то у вас свой или покупной?
Своего не хватает. Нив у нас мало. Мы полтораста кулей снимаем со своих полей, а тысячу сто покупать приходится и для себя и для богомольцев. Хлеб у нас не совсем дозревает, случается. Наш хлеб маловесен, а в подъеме тяжеловат. Мы его с купленным мешаем. Больше для соломы пашем. Потому что нам много соломы требуется для подстилки коням. Овса своего снимаем пятьдесят кулей, а двести приходится на стороне скупать.
Вообще все хозяйственные постройки здесь в отличном состоянии. Они не только грандиозны, как в Соловках, но и содержатся щегольски. Можно подумать, что попал к богатому английскому землевладельцу, не жалеющему средств на долговечные здания.
Большая двухэтажная рига с двумя громадными печами для сушки хлеба. Для них экономные монахи рубят пни. Несмотря на обилие леса, его здесь жалеют. Не расходуют попусту. Стволы исключительно идут на постройку, пни на топку. Вырываются даже корни, чтобы они не пропадали даром. Из них гонят смолу. Лесное дело ведется так, что наших лесоводов следовало бы посылать учиться у этих простых, неграмотных крестьян
Вон у нас дом, где делают посуду, чашки, тарелки!
И теперь?
Нет, гончарят зимою, а теперь там красильня У нас глины чудесные. Думаем фарфоровое производство заводить. Каолиновые породы есть.
Дорога в Назарьевскую пустынь шла по чрезвычайно веселой аллее. По сторонам шелестели кудрявые березки. В молодой листве играло солнце. Пропасть всякой мелкой птицы орало в чаще, перекликаясь со стаями, налетавшими на огородную низину. Величавые, красивые сосны слегка покачивали свои вершины, словно укоряя молодые березки в легкомыслии и шаловливости Мягкая трава струи
Кое-где лепные детали видны, не уступающие в отделке и красоте своей резному иконостасу. Вышли из церкви. Паперть на высоте. Крутой спуск, по которому сбегает в низину гуща пышных сибирских кедров. У самого храма уже приготовлена могила для о. Дамаскина. Ею начнется новое кладбище, так как старое совсем заполнилось. Тесно на нем лежать усопшим.