Аджин согласно кивал Василиду.
Упоминание о пропасти охладило Федю, он вспомнил, что и днем-то возле ее края стоять жутко.
Все прекратилось неожиданно. Переходя от одного огня к другому, монах плотно накрыл их ковшом, и пламя погасло. Тьма после этого стала кромешной.
Свыкаясь с темнотой и прислушиваясь, мальчики несколько минут переждали. Затем покрались обходным путем.
Казалось, обратной дороге не будет конца. Шли, то и дело спотыкаясь, царапая лица о ветки.
Василид замирал от страха при мысли, что ждет его в обители. Не дай бог, пошли на розыски! Федя с Аджином, не сговариваясь, проводили его. Остановились в тени деревьев неподалеку от входа в обитель. В окошке вратаря теплился свет. По сторонам от ворот, в тени монастырских стен, спали паломники.
Ладно, бодрись, сказал Федя. Он потрепал Василида по плечу.
Если обижать будут, нам скажи, добавил Аджин, хотя было неясно, чем друзья в этом случае могут помочь послушнику.
Василид перекрестился и, подойдя к окошку вратаря, робко постучал. Дверь сторожки распахнулась, и послушник скрылся в темном проеме.
Федя с Аджином постояли с минуту и, не услышав больше ничего, направились по дороге в город.
Глава XI, в которой незримо присутствует Рыжий монах, а Тагуа принимает гостей
Аджин не появлялся. Федя тоже не пытался увидеть его не было надежды убедить друга продолжать раскопки. Впрочем, мысли о кладе все чаще вытеснялись размышлениями по поводу таинственных событий в крепости. Тайник, огни, монах, колдовавший
над ними, все это, как казалось Феде, звенья одной цепи. Федя чувствовал, что прикоснулся к куда более удивительной тайне, чем основанная лишь на легенде тайна клада.
Он был далек от мысли объяснить все эти непонятные явления действиями легендарного Рыжего монаха и, подобно друзьям, увязывать это с колдовством.
Рыжий монах не выходил у него из головы. А когда наступала ночь, Рыжий монах снился ему на тысячу ладов. Он гонялся за Федей по крепости; рукава его рясы метались среди развалин, точно крылья черной птицы. В конце концов, он загонял Федю в кольцо из горящих костров, выход из которого был лишь один в пропасть. Он просыпался с колотящимся сердцем. Но и бодрствуя в безмолвной тишине ночи, не мог думать ни о чем другом, как о Рыжем монахе, о тайнике, о спичках в этом тайнике, о каком-то осле, подохшем от объедения в гостиничной кухне, о тетради с записями на незнакомом языке
В первый же погожий день Федя отправился к Василиду. Они договорились, что будут приходить оба ежедневно к монастырской стене между одиннадцатью и двенадцатью часами.
К приходу Феди Василид уже сидел на стене.
Узнал про те слова? сразу же спросил Федя.
Узнал, да что толку Василид достал из-под рясы клочок бумаги. По-латыни написано, как я и думал.
Под словами, выписанными из тетради, рукой настоятеля было выведено: «обитель дозором приемлет». Федя на минуту задумался, потом вздохнул:
Да, не много же мы узнали. Вот если бы всю тетрадку перевести Спрашивал игумен, откуда ты слова взял?
Спрашивал.
А ты что ответил?
Сказал, что бумагу на Святой горе нашел, просто на земле валялась.
Правильно ответил. Надо будет в крепость подняться, еще несколько слов переписать, а потом еще. Тогда и узнаем, что все это значит.
Не так-то это просто перевести.
Почему?
Неужто сам не понимаешь: отец Георгий допытываться начнет. До каких же пор мне изворачиваться? Его сейчас грех обманывать, он и так болен, а тут еще наши попы на него ополчились. Их целая шайка во главе с Евлогием-казначеем. А с ним лучше не связываться злой и жадный, как сам сатана.
Ты мог бы этого и не говорить: давно известно, что все монахи злые и жадные.
Неправда! горячо возразил Василид. Среди монахов есть очень хорошие люди. Того же отца Георгия возьми: сколько страждущих он утешил, скольким бедным помог!
Если он такой добрый, перебил Федя, почему голодающим отказывается помочь?
Он-то как раз и хочет помочь, а те, что вместе с Евлогием, противятся.
Так я тебе и поверил. Ведь настоятель самый главный у вас, кто ему запретить может?
Не так это все просто. В обители духовный совет большую силу имеет, а в него все казначейские дружки входят. А над игуменом епархия стоит там тоже, смекаю, у Евлогия рука есть.
Ишь ты А почему бы игумену советским властям не пожаловаться? В ревкоме были бы рады помочь.
Скажешь тоже Всю жизнь монастырю посвятил нелегко против своих выступать. Евлогий-то не для себя деньги бережет говорит, что не хочет разорения обители.
Да, удивительные дела, без особого энтузиазма отозвался Федя. У него стал пропадать интерес к этому разговору.
А Василид продолжал:
Что-то будет? Отец Георгий и без того стар, а тут еще болезнь и всякие напасти
Ладно тебе, рано еще хныкать. Поправится твой игумен. У вас же больница есть, свой врач.
Дай-то господи!.. Как Аджин поживает? спохватился Василид.
Не знаю.
Не приходит?
Нет.
А почему сам к нему не пойдешь?
Федя помолчал, потом хмуро ответил:
Видишь, погода какая стоит.
Прошло еще несколько дней. Тянуло наведаться в крепость, но один Федя на гору идти не решался как-никак, а у тайника был хозяин и встреча с ним с глазу на глаз не сулила добра. Да и погода по-прежнему не располагала к дальним прогулкам. Федя только и был занят тем, что раздумывал над словами: «обитель дозором приемлет». И его охватывало смутное беспокойство.