Когда «Гроза» ушла с базы, матросы решили прорваться из окружения японцев. Двое суток они не спали, корабль шел вперед и вперед. Буруны захлестывали нос корабля и покрывали всю палубу мелкой водяной пылью. Кругом матросы видели суровые сопки и каждый час ждали, что вот-вот спрятавшаяся японская артиллерия откроет по кораблю огонь. Но двое суток японцев не было ни видно, ни слышно. На третьи сутки Петр решил дать непродолжительный отдых команде. У деревни Мартыновки «Гроза» стала на якоре.
У подножия сопки светились огоньки. Команда спала у своих боевых постов не раздеваясь. Вдруг среди ночи загудела земля. Рядом с кораблем из реки поднялся черный фонтан воды и с грохотом обрушился на палубу.
Тревога! закричал Петр.
Вскочили спавшие матросы. На баке горнист играл тревогу. Петр скомандовал:
Открыть огонь!
Засвистели дудки. Илюшка круто развернул башню на сопки, и орудие с грохотом выплюнуло снаряд.
Пулеметный огонь! скомандовал Петр, и пулеметы застрочили по берегу, по японцам. В этот момент что-то с силой ударило прямо в корабль. Весь корабль задрожал. Снаряд угодил в рулевое управление. Корабль стал неподвижным.
Боясь проронить хоть одно слово, Павка слушал Митрошу. Он глядел на него широко раскрытыми глазами. А Митроша, не глядя на Павку, продолжал рассказ о «Грозе».
На палубу дождем падали комья земли и скользкого ила. Падали осколки снарядов, гудела река, гудели все сопки, бои продолжался без перерыва три часа. Из машинного отделения выскочил Косорот и тоже кинулся к пулемету. Наконец в башнях не стало снарядов. Драться с японцами было нечем. Многие матросы были ранены, некоторые убиты. Несколько матросов с винтовками лежали у борта корабля под прикрытием, они ждали врага.
Петр понял, что дальше драться бесполезно. Корабль разбит, японцев во много раз больше, чем матросов. Надо уходить в тайгу. Он приказал брать пулеметы на плечи, патроны; остальное кидать в воду, чтоб не досталось японцам. Митрошин медведь выполз на палубу и стал лизать руки Митроше.
Эх, Михайло Потапыч, Михайло Потапыч, сказал Митроша, гладя его лохматую голову. Скучно тебе здесь оставаться, ты японского языка не знаешь. Возьму-ка я тебя с собой.
Ни одного выстрела больше не было слышно. Наверно, японцы уже садились в шлюпки и плыли к кораблю. Кому-нибудь одному надо было остаться и прикрыть отход наших шлюпок. У пулемета вызвался остаться Илюшка... на верную смерть.
Косорот взвалил на могучие плечи пулемет и сошел в шлюпку. Когда шлюпки отвалили от «Грозы», стал накрапывать дождь. Матросы сидели в шлюпках молча, крепко сжав в руках винтовки. Они всматривались в темноту, где остался корабль, их корабль, с которым они сжились как с другом и на котором столько пережили и хорошего и плохого.
Вдруг раздалась длинная очередь пулемета. Матросы вздрогнули, но Петр сказал:
Это Илюшка туманит японцев.
Гребцы налегли на весла. Дождь усилился. Струи воды текли по лицам и бушлатам.
Пулеметная очередь вдруг прервалась. Из темноты донесся глухой стук, вскрик. Все смолкло.
«Значит, Илюшку убили? с ужасом подумал Павка. Как же Варя без него будет?»
Но он не посмел спросить Митрошу, а матрос, глядя в сторону, продолжал рассказ.
Носы шлюпок врезались в берег.
Петр и Косорот сняли бескозырки и сказали:
Прощай.
Они прощались с родным кораблем.
Несколько минут все стояли на берегу молча, поджидая Илью. Но ничего не было слышно. Далеко за сопками начал маячить рассвет. Петр нахлобучил на голову бескозырку и тихо приказал:
Марш.
Стараясь шагать как можно тише, хлюпать сапогами по мокрой глине как можно меньше, матросы исчезали во тьме, в мохнатой тайге, близко пододвинувшейся к берегу.
К рассвету они отошли уже так далеко от реки, что никакие снаряды их достать не могли.
Митроша умолк. Пузатый шкаф играл снова «На сопках Маньчжурии». Павка хотел спросить, как добрел до города Митроша и что делает Петр в тайге, но не посмел.
Митроша катал по скатерти хлебные шарики, потом постучал ложечкой по стакану. Размахивая салфеткой, подскочил половой.
Получи, сказал ему Митроша и заплатил. Михал Потапыча накормили?
Накормили-с, угодливо сказал половой. Очень довольны-с, урчат-с...
Я после зайду за ним, сказал Митроша. Идем, Павка.
Куда? спросил Павка.
К Варе.
Павка вскочил. Значит, Митроша знает, где живет Варя? Вот счастье-то!
Митроша шел быстро, и Павка еле за ним поспевал. Они прошли несколько улиц и вошли в тихий, заросший густой травой переулок. Митроша вынул из кармана бумажку, прочитал, подошел к дому с медной дощечкой, на которой было вырезано:
Эх, дура, дура! посмотрел Митроша на Павку. Это же есть самый знаменитый врач. Здесь режет в Америке слышно. Про-фессор ме-ди-цины.
Он постучал в калитку. Калитка открылась, и Павка увидел Анну. Он сразу узнал ее. Анна недоверчиво поглядела на Митрошу.
Тетенька, не узнаете? спросил Павка.
Господи! всплеснула руками Анна. Павка, милый ты мой!
Она кинулась обнимать мальчика.
Пустите, тетенька, еле дыша, взмолился Павка. Дыханья нету.
Анна отпустила Павку.
И где же ты пропадал? Искали мы тебя повсюду, искали... Словно чувствовала я сердцем, пришла к Варюше в гости, вот ты и объявился! Милый ты мой! вдруг завыла она тонким голосом. Да какой же ты грязный! Пойдем, пойдем. И вы входите, сказала она Митроше. Хозяина дома нету, а Варя на базаре.