Зимой
«Буржуазия и ее прихвостни всеми мерами стараются выкачать из банков денежные средства, чтобы поставить советскую власть в критическое положение. Товарищи рабочие! Вы должны установить контроль над каждой поступающей и расходуемой копейкой».
Чем недоволен, дядя Иван? удивился Тихон. Теперь буржуи не рыпнутся. А ты ворчишь, как старик Дронов.
Столяр Дронов фигура в Заволжье известная, каждый мальчишка его знает. Желчный, ехидный старик. До Февральской революции царя по-всякому честил, потом Временное правительство, а после Октября за большевиков принялся.
Балаболка ты, Тишка, обиделся Иван Алексеевич, что его с Дроновым сравнили.
А через день красногвардейцам центрального отряда было приказано опечатать банковские сейфы, участвовал в этом и Тихон. И понял: не зря тревожился старый рабочий сейфы оказались уже пустыми.
Куда городская власть раньше смотрела? возмущался Иван Алексеевич. Сейфы надо было еще в декабре опечатать, когда декрет о национализации банков вышел. А у нас дали буржуям все вклады растащить.
Тихон и сам не мог понять, как же так получилось.
Ничего, дядя Иван. Мы их за это контрибуцией ударим.
Контрибуцию собрали. И пуще озлобилась городская буржуазия. Как проказой, заразились от нее ненавистью «служилые люди», из тех, которые себя соль земли считали тоже обиженными новой властью: преподаватели гимназий, мелкие чиновники, прочие.
По городу змеями ползли слухи, сплетни:
В Совдепе каждый день пьянки, окна завесят и при свечах
Германский кайзер нашим большевичкам за предательство прислал вагон денег и вагон кожёных пиджаков
В городе голодуха, а совдепщики жрут в три горла. Как с утра вскочут и зернистую икру ложками
В Продуправе крупчатки, масла топленого ужас сколько! Мыши, крысы жрут, а людям нет!..
Чем нелепее, диковиннее слух, тем ему легче верят.
Вышел декрет об отделении церкви от государства. Попы как осатанели, большевиков с амвона антихристами объявили. А в городе, в котором было столько церквей, что казалось кресты на раздутых куполах держат здесь небо, сила у попов была. Им подпевали монархисты. Спевшись, контрреволюция бросила открытый вызов
С утра в штаб на Стрелецкой стали поступать тревожные, настораживающие сообщения: в разных местах города вроде бы стихийно собирались возбужденные чиновники, лавочники, бывшие офицеры.
У Знаменских ворот поминают скинутого царя:
Николашка хоть и дурак был, а жить другим давал: хочешь торгуй, не умеешь ходи с шарманкой
Возле Спасского монастыря надрывается золотушный монах:
Мощи князя Федора и чад его по ночам шевелятся, из раки тройной стон слышится Близок, близок судный день!
На Власьевской скорбят по Учредительному собранию:
Ладно Керенский нехорош, так Учредиловку давай! Большевиков там только четверть оказалась, вот они ее и разогнали, узурпаторы
Господи! Болит душа за матушку Расею, слезливо тянет рядом хозяин ювелирного магазина «Ваза». По всей вероятности, отдадут мой магазин приказчикам. На
старости лет по миру пустят
У театра, боязливо озираясь по сторонам, отводят душеньку трое интеллигентов. Представительный, из «лицейских преподавателей», шепчет:
Декреты выпускают один ужаснее другого: то об отнятии земли, то о низведении офицеров до солдатского положения, то о запрещении Закона Божьего. Почитаешь такое волосы дыбом!
Другой, опухший от сна, брызжет слюной:
А я теперь не читаю. Гори все синим огнем!..
Напиться да забыться, поддержал квелый, с сизым носом.
Особняком от других еще толпа. Тут «матушку Расею» даже не поминают всё о барышах. И свой оратор есть:
Братья! Кого из вас не штрафовали большевики за спекуляцию? Нет таких: Эрдмана за махорку, Готлиба за мануфактуру, Либкеса за шоколад, Лейбовича за изюм. Как жить? Как торговать? Нет, не по пути нам с этой босяцкой властью!..
У нотариальной конторы на театральной площади обыватель в шубе и судейской фуражке без кокарды жалуется другому, в шапке, напяленной на уши, в пальто с бобром:
Что выдумали эти проклятые Совдепы плати домработнице не меньше пятидесяти рублей! Я выгнал старую, думал новенькая посговорчивей будет, хватит ей и пятнадцати. А она тоже хвост задрала давай мои полсотни.
Ах, зараза! И что же вы?
Выгнал ее, дуру рябую, а она Совдепам пожаловалась. Так и пришлось по их указу ни за что ни про что выдать ей сто тридцать рубчиков. Каково?
Господи! Грабят средь бела дня и жаловаться некому, посочувствовал обыватель в пальто с бобром
К полудню разрозненные толпы стали стекаться в одну. Но все пока без лозунга, без идеи. Каждый сам по себе, со своим недовольством, со своей злостью.
Но нашлись люди, которые сумели подобрать для толпы общий интерес. Кто-то крикнул:
В Продуправе крупчатку раздают!..
Второй, прячась за спины, бросил в толпу:
Комиссаров в Волгу!..
Цель обрисовалась. Двинулись по Власьевской в центр, на ходу прихватывая палки, камни. По дороге присоединялись другие.
Куды, граждане?
За харчами!..
Я вот и бидончик взял. Может, постным маслицем разживусь
На перекрестке возле чайного магазина толпа замедлила шаг, остановилась. Посреди улицы, преграждая дорогу, парень из тех, кого предлагалось в Волге топить. Стоял, улыбаясь, от холода засунул руки в карманы старенькой путейской тужурки, раскачивался с носков на каблуки.