Я практически никогда не дрался. В первую очередь это было продиктовано моими слабыми физическими возможностями, поэтому, прежде всего, я старался надеть на себя маску холодной непроницаемости. Недруги это чувствовали и старались прежде всего сорвать с меня эту маску. Пару раз им это удалось, и эти моменты я считаю самыми позорными в моей жизни.
Позже я частично опомнился, детская озлобленность прошла, я понял, что часто сам был виноват, что нет однозначно людей плохих и хороших.
Теперь я понимаю, как много неприятностей я доставлял своим родителям и некоторым другим людям своей прямолинейной критикой: мне казалось, что главное это говорить логически убедительно, образно. При этом я совершенно не задумывался о том, как это может подействовать на чувства человека. Я не учитывал то, что теперь для меня очевидно: когда люди слушают критику в свой адрес, в них поднимается эмоциональный протест, который мешает воспринять самые логичные доводы, говорящие об их «низости» и «подлости».
Не правда ли, эта исповедь вызывает самое искреннее сочувствие и желание помочь юноше. Чувствуется та боль, с которой живет ребенок и подросток ЛСИ, не умея установить эмоциональный контакт со сверстниками. Слабость этической функции логика отнюдь не означает, что эмоциональный мир для него закрыт. Напротив, его эмоции могут быть очень сильны, но они слабо дифференцированы для того, чтобы он умел ими управлять. Поэтому он оказывается в эмоциональной зависимости от обстоятельств. Эта ситуация усугубляется отсутствием гибкости в его основной программной установке, жесткостью его системы ценностей.
Похоронив мужа, она перебралась в семью своей дочери и жила там с зятем и двумя внучками. Женщина очень не глупая, но не получившая практически никакого образования, она в 50 лет начала читать,
сперва по слогам, а после и вполне сносно.
В ее представлении мир делился на высших и низших. Перед высшими следовало гнуть спину, а низших при случае можно было и унизить для самоутверждения.
Высшими в этой семье были для нее те, кто приносил домой деньги, дочь и зять, а низшими внучки. Интересно, что и к своим родным внучкам она относилась по-разному: младшенькую, светленькую, ласковую и нежную тихоню обожала. Старшая в то время была довольно угловата, занята какими-то непонятными делами, вечно растрепана, бывало, приходила домой с разбитыми коленками, замкнутая, порой резкая, бабушкиным благоволением она не пользовалась. По-видимому, характерное для женщин-ЛСИ стремление быть хранительницей домашнего очага и заботиться о любимом человеке, особенно ребенке, полностью реализовывалось любовью к младшенькой, в то время как потребность постоянно демонстрировать кому-то свое превосходство вымещалась на старшей.
Со временем постоянно опекаемая бабушкой младшая стала лениться, отлынивала от работы по дому, стараясь улизнуть, чтобы все дела за нее сделал кто-то другой; чаще всего этот «кто-то» была бабушка. Старшей же доставались упреки, ругань, окрики, будто в доме росла падчерица.
Бабушка очень ревниво относилась к публичному признанию своих заслуг: главным делом своей жизни в семье она считала ведение хозяйства. В ее поведении была заметна своего рода театральность, особенно часто сцены разыгрывались по субботам, когда большинство членов семьи находились дома.
Приготовив обед и поставив еду на стол, бабушка с самым смиренным видом, который должен был означать: «я здесь самый ничтожный человек», уходила в свою комнату. А дальше все происходило по одному и тому же сценарию каждый из домочадцев должен был идти за ней и уговаривать ее сесть со всеми за стол. Поломавшись некоторое время, она уступала униженным, просьбам родственников и выходила из комнаты. Было не очень понятно, что произойдет, если ее не удастся «уломать» и за стол все сядут без нее, но поступить так и в голову никому не приходило, все понимали хуже будет!
Было заметно, что бабушка ревностно следит за своим статусом, постоянно пытаясь его повысить, и единственным существом в доме, используемым для этой цели, была старшая внучка. Когда никого, кроме этой девочки, в доме не было, бабушка вдруг закатывала глаза, валилась на пол и начинала кататься по нему, всхлипывая и бормоча что-то нечленораздельное. Каким-то шестым чувством девочка понимала, что все это
игра чистой воды, поэтому после нескольких таких представлений стала просто уходить из дома. Тогда спектакли прекратились.
Младшую же внучку бабушка просто обожала, что называется, не могла на нее надышаться. «Ласковый теленок двух маток сосет», любила говорить она, намекая на угловатость старшей и мягкость младшей. Когда младшая девочка выросла, бабушка продолжала служить ей самым преданным образом, стараясь накормить ее как можно вкуснее, выпросить для нее у родителей денег и купить платье, сама подсовывала ей деньги, снимая проценты со счета, который образовался у нее от продажи дома после смерти мужа.
Вот таким образом может проявиться недифференцированность слабых эмоций психотипа Максим. Бабушка находится в плену своей привязанности к одному члену семьи, отказывая в элементарной заботе и внимании другому. Очевидно, младшая девочка быстро усвоила эту черту характера бабушки и своей ласковостью успешно манипулировала, легко добиваясь желаемого.