условиям, им предоставлялась возможность, как, в частности, и в этот солнечный весенний день, передохнуть, поделиться по свежим следам своими впечатлениями о только что выполненном боевом задании. А впечатлений от более чем двухчасовых напряженных полетов и радостных, когда боевой вылет заканчивался без потерь, и печальных, когда буквально на глазах всех, участвующих в полете, погибали, сраженные смертельным огнем зениток или истребителей врага, наши боевые друзья всегда было предостаточно.
Ведь боевой вылет выполняется при постоянно изменяющихся обстоятельствах по месту, времени, режиму полета, воздушной и наземной обстановки, в том числе и возможности воздушного боя немецкие истребители активно действовали до самого конца войны. Он, боевой вылет, связан с большим нервным напряжением, с затратой не поддающихся учету умственных, психологических, физических сил, когда экипаж в любой момент, в самых сложнейших условиях, должен быть готовым принять и выполнить одно, единственно правильное, решение в авиации иначе нельзя. Все это вызывает такую разнообразную и сложную картину впечатлений, так подсознательно каждый участник полета сопереживает в себе совсем недавно происшедшее и видимое им, что потребность как-то выразить эти впечатления, сопереживания длится долго-долго, а иногда всю жизнь.
Сбросить с себя хотя бы частично давивший каждого тяжкий груз впечатлений и сопереживаний, «встряхнуться», порой просто таки было необходимо. Кроме того, во время «встряхивания» можно было привести себя в порядок, поговорить с товарищами не только о делах служебных. «Встряхнуться» требовалось и сейчас. Эскадрилья лишь перед обедом возвратилась на свой аэродром после удачной бомбардировки вражеских войск, скопившихся в городе-порту Розенберг залива Балтийского моря Фришес- Гафф, расположенного примерно в сорока километрах западнее Кенигсберга. Там, на площади порядка десятков квадратных километров, по существу сосредоточились окруженные и притиснутые огненным полукольцом к берегам залива войсками 3-го Белорусского фронта все остатки еще довольно многочисленной восточно-прусской группировки противника, пытавшейся сдержать наступательный порыв наших частей на узкой прибрежной полосе от Кенигсберга до устья главной польской реки Вислы.
Боевая задача авиации, главным образом бомбардировочной, состояла в том, чтобы воспретить эвакуацию немецко-фашистских войск в глубинные районы Германии через Балтийское море кораблями, множество которых находилось в гавани порта Розенберг.
О том, как эту задачу выполняли экипажи эскадрильи и полка, о своих еще «горячих» впечатлениях о вылете, велся неторопливый разговор Бабурова с Михой. Толя Щербина, сам боевой летчик, по состоянию здоровья списанный с летной работы, с профессиональным интересом вникал в ровно текущий разговор, высказывая, как правило, толковое и объективное суждение по тому или иному вопросу, затронутому в разговоре. А говорилось, что летчики показали хорошую слетанность и умение надежно держаться в боевом порядке: после взлета, к третьему развороту эскадрилья уже собиралась в плотную девятку; при полете к цели и обратно, над самой целью строго соблюдались установленные дистанции и интервалы между самолетами и звеньями, и это, несмотря на то, что в районе цели приходилось много маневрировать; посадку, хотя на летном поле творилось настоящее столпотворение боевую работу с аэродрома вели и многие другие полки все выполнили нормально. И что штурманы неплохо сработали: цель была поражена точно в заданное время секунда в секунду. Что в этом большая заслуга ведущего всей полковой группы майора Салова и его штурмана Жени Чуверова. Что наши истребители прикрытия над районом Кенигсберга и всего залива Фришес-Гафф недурственно поработали: ни один «мессер» или «фоккер» самолеты полка не потревожили. Что зенитный огонь над Розенбергом был очень силен, поэтому боевой путь эскадрилий прицеливание, сбрасывание бомб, фотографирование их разрывов на прямолинейном участке полета самолеты проходили в сплошном окружении разрывов зенитных снарядов и разноцветных трасс следов от очередей зенитных пулеметов врага. И это понятно: ведь все, что могло стрелять и изрыгать смерть у противника стреляло и изрыгало. Залпами вели огонь зенитные и даже противотанковые батареи, корабельная артиллерия, а она очень мощная на боевых судах. Со всех сторон района скопления вражеских войск строчили «эрликоны», тем более что наша высота полета около трех тысяч метров была в пределах эффективного действия этих малокалиберных зенитных немецких пушек. С нескрываемым удовлетворением говорилось о том, что
шквал огня и смерти на боевом пути, длившемся четыре-пять минут, на этот раз не коснулся самолетов полка, наших потерь не было; что в этом опять- таки заслуга майора Салова, сумевшего, как уже не раз было, перехитрить противника. В начале боевого пути он вел группу со скоростью пятьсот-пятьсот десять километров в час, затем, за счет снижения на двести-триста метров и форсирования двигателей, резко увеличил скорость почти до шестисот километров в час бомбардировочный прицел автоматически учитывал изменения высоты и скорости, а после выполнения фотоконтроля, видя, что впереди идущая группа бомбардировщиков уходила от цели со снижением и разворотом налево, повел свою группу с набором высоты и с правым разворотом. И вышло: в первом случае трассы от зенитных пулеметов прошли сзади, а разрывы зенитных снарядов сзади и выше наших самолетов; во втором слева и ниже.