Снимите туфли, попросил я. Да, да, туфли.
Туфли для контрабандиста старый и самый ненадежный тайник. Если хотят что-то спрятать, обязательно заколачивают в каблуки или подметки.
Турок нехотя, долго стаскивал туфли. Поставил их рядышком, поджал ноги, как дите малое, скукожился.
С виду туфли как туфли. Не очень дорогие, на толстой подметке. Одна деталь отличает их от серийных, обычных архитяжелые. Приблизительно на полкилограмма тяжелей, без весов чувствуется. В таких месяц походишь чемпионом по бегу станешь. Господи, когда же они перестанут прятать в обувь? Книг не читают, что ли?
Я посмотрел на Никитина, отдал туфли. Он взвесил в руке.
Что в туфлях?
Турок молчал. Сидел, нахохлившись, как загипнотизированный. Плакать не порывался, слезы не демонстрировал, о бедности не заикался.
Я встал и из чемоданчика в углу взял плоскогубцы, стамеску, клещи. Расстелил на столе газету, примерился, ухватил клещами край подметки. Ручная работа! Просмоленная, навощенная дратва... Поднатужился. Заскрипела кожа, затрещала дратва, столбиком взвилась пыль. Еще рывок, и тускло блеснуло золото. Моя версия частично подтверждалась «Амур» был «почтовым ящиком». Никитин тоже сиял доказал, что пассажиры замешаны. Интересно, кому принадлежит золото, аккуратно вклеенное с внутренней стороны подошвы? Отковыривал стамеской монеты и следил, чтобы они, падая с мелодичным звоном на стол, не откатывались далеко. Карантининспектор завис над моим плечом.
Ваше? показал я «нищему» турку стамеской на золотой холмик.
Он отрицательно качнул головой. Наверно, сейчас поспешно сочинял сказку про белого бычка...
Никитин хмыкнул.
Я сложил монеты столбцами по десять штук в каждом, взял бланки, копирку, скрепки. Так... Не перепутать бы... Потом опять писать и писать... Сколько всего? Семьдесят девять штук. Учитывая ухищренное сокрытие... Статья сто вторая... Передать...
Значит, монеты не ваши? повторил я вопрос.
ответил я, не желая вдаваться в подробности.
Помочь? скромно спросил Никитин.
Стереги!
В досмотровом зале я выловил свободного носильщика и быстро растолковал задачу.
Мой наметанный глаз выхватил в груде багажа нужный чемодан.
По-английски говорите? спросил пассажира в светлом костюме, отбирая у него паспорт и декларацию.
Немного.
Отлично. Берите вот этот чемодан и несите за мной, приказал, следя за его реакцией. Ну и выдержка! Бровью не повел!
Отвел его в досмотровую комнату, и таможенное начальство догадалось удалиться.
Едва сдерживаясь, чтобы не наброситься со стамеской на чемодан, отбарабанил соответствующую преамбулу, услышал знакомое «нет» и перешел к практической стороне дела.
Прежде чем потрошить вещи, следовало соблюсти все тонкости таможенных формальностей.
В декларации указано, что у вас с собой тысяча шестьсот долларов. Где они?
Пассажир посмотрел на турка, загнанного в угол, достал из бумажника несколько банкнот. Шесть бумажек по сто и одна тысячедолларовая. Вот это бумажки! Не то, что у турка! Впрочем, не отвлекаться. Пассажир в светлом костюме был невозмутим, как айсберг. Он спокойно наблюдал за моими, честно признаться, суетливыми движениями.
Посмотрим, посмотрим, как ты будешь выглядеть через несколько минут. Я вытряхивал вещи из чемодана. Пассажир, поглядывая на турка, съежившегося на табурете, вынул сигареты, не спрашивая разрешения, закурил.
Куда направляетесь?
В ФРГ виа Москва и Ленинград.
В чемодане ничего не спрятано? спросил я, ласково ощупывая толстую планку, идущую по внутреннему периметру.
Пассажир усмехнулся.
Я эффектно поддел стамеской планку, ковырнул ее. Затрещала красивая голубая бумага, заскрипели гвоздики, и перед моим недоуменным взором предстала ровная поверхность планки.
Ни-че-го!
Зря поторопился, вполголоса заметил Никитин. Надо было бы сначала...
Я сам знал, что надо бы сначала. Я не знал, куда деваться от стыда. Пассажир в светлом костюме внимательно рассматривал испорченный чемодан. Стряхнув пепел на стол, спросил:
Таможня, надеюсь, оплатит стоимость чемодана?
Я словно язык проглотил. Настала моя очередь отмалчиваться. Крыть нечем. За чемодан придется платить.
Придвинув к себе протокол турка, проверял, не напутал ли чего, лихорадочно размышлял, что делать с пассажиром в светлом костюме. Уличить его показаниями турка? Нет на это прав. Досмотр могу, устраивать же очную ставку...
Володя, повернулся я к Никитину. Что дальше?
Никитин взял со стола паспорт и декларацию пассажира в светлом костюме, увел его с собой.
Я торопливо заканчивал протокол, не смея поднять голову. Так опозориться! Вот непруха! Фокусник! Но турок тоже хорош. Обманул, как ребенка.
Возвратился Никитин, ведя пассажира, который нехотя тащил чемодан. Не такой красивый, как японский, но вместительный, привлекательный.
Как сардины в банке, сказал Никитин. Вскрывай, не бойся!
Через четверть часа на столе, как солдаты на смотре, стояли столбиками монеты.
Я сидел, подсчитывал, взвешивал, давал подписывать, морочился с копиркой подложил не той стороной и пришлось переписывать, а в комнате стояла абсолютная тишина. Сейчас главным был я! Ну и Никитин!