Впрочем, этими городами он тоже не восторгался.
Комната Иринея была закрыта для Касьяна. Не то чтобы ему запрещали туда заглядывать, но явно ни разу не звали, а заглянуть самому без разрешения было неудобно. Пока мальчик боролся с прописями, учитель часто уходил туда и чем занимался неизвестно. Касьян, конечно, при каждом удобном случае старался туда заглянуть. Успел увидеть кровать, шкаф, стол, ничего такого интересного, на столе вроде книга, чернильница, ряд занятных предметов непонятного ему назначения.
В это помещение Касьян попал в первый раз только через несколько недель после того, как покинул деревню. Произошло это настолько обыденным образом, что разочаровало бы его, если бы не одно странное происшествие.
Мальчик сидел в своей комнате у окна, вычерчивая непослушным пером буквы на вечном желтоватом листе. Ставни были распахнуты.
В этот раз дело шло совсем неудачно. Все руки были в чернильных пятнах. Лист усеивали кляксы.
С досадой отложив перо, Касьян вышел на крыльцо. Ириней пилил дрова на козлах.
Брусья расходятся, крикнул он Касьяну, не прекращая пилить. Принеси-ка молоток и гвозди.
А где их взять? спросил тот, обрадовавшись возможности хоть на минуту оторваться от чистописания.
В моей комнате, в маленьком сундучке справа. Не закрыто. На столе ничего не трогай.
Обрадованный Касьян, сгорая от любопытства, вернулся в дом и толкнул дверь в комнату учителя.
Обычная комната, чуть больше, чем у него, с такой же простой мебелью. Сундучок вот красивый, кованый. Касьян откинул крышку, достал молоток, холщовый мешочек с гвоздями. Не мог удержаться, чтобы не подойти к столу.
А вот на столе были вещи удивительные.
Первое, что привлекло его внимание это золотое перо. Не гусиное чёрное, белое, серое, не жёлтое, не рыжее, а именно золотое, словно светящееся. Оно лежало рядом с книгой. Касьян побоялся нарушить запрет учителя и взять его в руки.
Чернильница обыкновенная склянка.
А вот книга тоже оказалась примечательной.
Толстая, но относительно небольшая, раскрытая на том месте, где Ириней закончил писать. Точнее, даже не писать, а рисовать. На левой странице были изображены странные круги, линии, непонятные знаки. Правая страница чистая. Ириней ещё не добрался до неё.
Касьян не видел оклада, только самый краешек его, но можно было предположить, что он очень красив. Взглянуть на него очень хотелось.
Не трогай, приказал он сам себе.
Но руки, словно не повинуясь ему, сами потянулись к книге, чтобы прикрыть её. Он коснулся исписанной Иринеем страницы.
И тут случилось непоправимое.
Руки мальчика были в чернилах. Когда он дотронулся до белого, белоснежного листа, на нём тут же отпечатался след от его пальцев, прямо посреди сферы, тщательно вычерченной Иринеем.
Касьян похолодел и отшатнулся. Предательское пятно чернело, изобличало, вопило.
Надо идти признаваться.
Что сделает Ириней? Касьян не мог даже предположить. Но понимал, что порча драгоценной книги ужасное преступление.
Учитель прогонит его? Или как-то страшно накажет? Касьян предпочёл бы второе.
Задрожали почему-то колени.
Он бросил последний безнадёжный взгляд на кляксу на странице. И увидел нечто странное.
Пятно,
большое, тёмное, несуразное, на глазах светлело. Сперва подтаяло по краям. Потом из чёрного превратилось в тёмно-серое. Потом ещё уменьшилось в размерах. Белое пространство листа пожирало его, неумолимо подступало и заглатывало.
Касьян завороженно смотрел на метаморфозы пятна. Оно всё съёживалось. Стало совсем крохотным, последний раз задрожало, словно от отчаяния, и сгинуло.
На листе остались лишь чёткие штрихи, выведенные пером Иринея.
Касьян, несколько раз моргнув, ещё раз посмотрел. Нет, ему не показалось. Следы его преступления исчезли менее чем за пару минут.
Он вздохнул полной грудью. Кажется, он забыл дышать, пока это происходило.
Молоток и мешочек с гвоздями упали на пол. Касьян подобрал их и, опасливо озираясь, вышел из комнаты.
Книга спасла его, но безжалостное уничтожение пятна произвело устрашающее впечатление. Он ясно понял, что книга стёрла, разрушила бы всё, что показалось ей неправильным.
Касьян не мог, конечно, спросить у Иринея, что это было, и неведение тревожило. Ночью ему приснилось, что мир книга, он сам пятно на белом листе, и белизна стирает, поглощает его.
Тогда он в смятении проснулся, широко распахнул глаза, выглянул в окно. Там ощерился лунный серп, похожий на беззубую пасть. Чуть ниже втыкались в небо остроконечные чёрные еловые пики.
Касьян резко сел. Серп повернулся и превратился в обычный бледный месяц. Ночь была настолько тиха, что слышалось даже умиротворяющее журчание ручья, обычно совершенно скрытое за звуками дня.
Нет ничего страшного. Всё спокойно. Или только так кажется?
А за стеной лежит на столе эта книга. Или Ириней на ночь убирает её? Холодок пробежал по спине.
Всё же он слишком устал, чтобы над этим размышлять. Лёг обратно, повернулся пару раз с боку на бок, и заснул снова, уже без сновидений.
Через несколько дней учитель собрался в Синь. Касьян попросился с ним тоже, соскучился по деревне.
Ну что ж, пойдём, согласился Ириней.