Из зеркала на него смотрели уставшие бледные глаза, подведённые тёмными кругами. Арсино набрал воды в ладонь, прополоскал рот и, скривившись, сплюнул.
Пристукнуть бы того дрянного кота, который нагадил ему в глотку. А может, этот кот он сам?
Кондотьер потёр челюсть с белёсой порослью жёстких щетинок. Намочил волосы, собрал их двумя не то ушами, не то рожками. Сделал трагическое лицо и тихо протянул:
Ми-а-яу.
Каркающий смех мужчины спугнул прикорнувших на карнизе голубей.
Милый, ты где? из соседней комнаты послышался капризный голосок женщины.
Спи, у меня дела, буркнул кондотьер.
Ты меня совсем не любишь, милый, захныкала сеньора.
Проигнорировав её жалобы, Арсино вышел в коридор и спустился во внутренний дворик, где тихо журчал фонтан в виде статуи морской нимфы с кувшином в руках. На сонном ночном ветерке мягко шептались старые персиковые деревья. Корявые сучья клонились к самой земле под тяжестью зреющих плодов. Несколько персиков плавало в прозрачной воде. Арсино присел на край бассейна. Древний мрамор приятно холодил голые ягодицы. Мужчина опустил подрагивающие пальцы в воду.
Север опять запляшет в огне. Расплавятся глазницы окон, закапают свинцом на белый песок. Вытечет из них студенистый гной мёртвых тел. Вдоволь будет пищи стервятникам.
То ли дымный столб, то ли стая воронья?
Как скоро первая кровь окропит холодную землю?
Пальцы уже чуют тяжесть стального клинка. Снова в бой, в гарь и опостылевшую радость битвы!
Мой господин уже проснулся? негромкий голос с мягким асиманским акцентом заставил Арсино отнять ладонь от ноющих глаз.
Чего тебе, Гизе́м?
По каменной дорожке, прихрамывая, шла старая женщина в терракотовом платье. Годы и печали согнули её спину, убелили пряди, сморщили некогда гладкую персиковую кожу, вырвали часть зубов, иссекли лицо каньонами морщин. Но Арсино всё ещё помнил Гизем молодой и цветущей дочерью асиманского царя, захваченной им в западной пустыне много лет назад.
Ги-изем-м-м-м.
Её имя звенело серебряной монистой на тонком запястье, переливалось гематитом и аметистами песков Табе́ка. Чёрная грива волос непокорно рвалась из его руки. Агатовые глаза метали молнии. Злые кораллы губ изрыгали проклятья. Сердце билось, как у загнанной борзой суки. Гизем кусалась и царапалась, словно раненая тигрица, ломая ногти о его стальную кирасу. Она поклялась убить себя, если он обесчестит её. Но он всё равно взял эту женщину и брал до тех пор, пока она не понесла. После этого он охладел к ней.
Весной Гизем родила мёртвого мальчика. Наверное, она страдала. Он не знал этого наверняка, ему было всё равно.
С того времени что-то сломалось в гордой асиманке. Она стала кроткой, покорной и услужливой; прилежной рабыней, единственным желанием которой стало угодить своему господину. Он убрал стражу от её покоев, ибо больше Гизем не помышляла о том, чтобы свести счёты с жизнью. Со временем кондотьер сделал её главной ключницей дома, доверяя ей распределение доходов и заботы о прочих слугах.
Ай-ай, нельзя сидеть на холодном камне, господин. Хотите я сделаю вам дугоб , чтобы все печали разом оставили вашу душу?
Арсино устало потёр переносицу и спросил:
Скажи, Гизем, хотела бы ты вернуться на родину?
Рабыня упала на колени, прижалась лицом к ногам Арсино и заголосила:
Прости меня, о солнце очей моих, о сокол моего сердца! Чем обидела тебя недостойная дочь Табе́ка, что ты гонишь меня прочь в пустыню, к шакалам и змеям на растерзание?
Тихо! сквозь зубы процедил де Вико. Чего орёшь, глупая женщина?
Или я не хранила твой дом в достатке и полном довольствии, или слыхал ты хоть раз от меня худое слово или навет? В чем моя вина, скажи, мой пресветлый господин? обильные слёзы потекли по тёмным щекам невольницы.
Ну всё. Всё. Будет тебе, Арсино похлопал старуху по спине, точно хотел успокоить испуганную лошадь. Ты останешься со мной, пока смерть не разлучит нас. Иди за дугобом.
Глава 16. Блюдо, которое перегрелось
школы де Либерти обильно поливали друг друга водой из медных тазов и ковшиков, освежаясь после двухчасовой пробежки под горячим солнцем молодого дня. Весёлый смех, шутки и ломающиеся голоса юношей плотным облаком висели под потолком купальни.
Эй, Джулиано, ты не видел Ваноццо? спросил взлохмаченный и потный де Брамини, подойдя к де Грассо.
Нет, он так и не вернулся в школу после того погрома воскресным днём в «Последнем ужине», ответил Джулиано, плеща на себя холодной водой из огромной бадьи.
Хм, может, зря мы его там бросили? де Брамини смахнул крупные капли пота с раскрасневшегося лица. Три дня уже миновало, а де Ори всё нет.
Джулиано фыркнул в усы, стирая воду жёстким полотенцем, скрученным в жгут.
Как по мне, так пусть Саттана его совсем забирает. Буду рад больше никогда не видеть его раскормленной рожи.
Пьетро толкнул юношу в плечо и прищурился. Прочие ученики стали оглядываться на них, прислушиваясь к разговору.
Какая кошка между вами пробежала?