Вы поздно узнали, что она решила сделать аборт?
Я ее туда и послал».
Лавининя, которую замутило уже о описания смерти бедной девушки, зажмурилась и тряхнула головой, уверенная, что ошиблась. Перечитала строчку: нет, именно это Альберт и сказал.
«- Почему вы сделали это?
А что же мне, растить чужого ребенка? Бастарда от бастарда? Да вы знаете, как к этому относятся в Вудберге? Надо мной бы смеялись все, кому не лень, что чужие семечки проращиваю! Я любил Лиззи, но я не обязан разделять последствия ее легкомыслия. Сделай она аборт ее бы потравили полгода и успокоились. Да и вообще, я ненавидел отца этого ребенка с какой стати мне растить сына или дочь ублюдка? Это было бы потворство его порокам и распутству Лиззи».
Лавиния помассировала виски. Наверное, от мужчин и нельзя ожидать ничего другого Но все-таки всегда надеешься на большее великодушие. Сама она могла предположить, что способна убить любимого за измену, но позволять марать его имя или заставлять его рисковать было бы для нее немыслимо. Впрочем, ей не должно судить других. И так слишком многих она уже осуждала в последнее время. Но порой казалось нечестным не осуждать.
Подходил к концу процесс над Бэзилом Смитом, сегодня должны были вынести приговор. Дня три назад Лавинию навестили тетя Мэри и Фиби. Кузина помалкивала, говорила в основном тетка торопливо, бестолково тиская сумочку, краснея:
Мне тревожно за Эдриана. Несколько раз он прогуливал занятия, а после мне передавали, будто видели его в городе, около здания суда. С отцом он совсем перестал разговаривать, и с нами тоже. Может быть, ты навестишь его?
Лавинии это показалось не лучшей идеей. Не только потому, что после разрыва с Эдмундом она ощущала себя выхолощенной и обессиленной. С тех пор, как Альберта арестовали, Эдмунд не давал о себе знать, и у Лавинии не было сил навестить его, поговорить. хотя она и понимала, что должна это сделать но отвращение и стыд сковывали, как цепи. Лавиния избегала знакомых, перестала посещать церковь, не решалась даже написать родителям. Oна как будто не могла смириться с тем, что Эдмунд с его цинизмом и бесстыдство был в ее жизни, что она подпустила его к себе, отлично понимая, кто он. А между тем она оказалась такой же эгоисткой, забыв, что Эдриан тоже нуждался в заботе. Но ведь она старалась не приезжать к нему в школу, чтобы его не принялись травить за дружбу с девушкой. Но может, стоило рискнуть?
Как только процесс над Смитом закончится, я приеду к Эдриану и поговорю.
Да-да, так лучше, закивала тетя
Мэри. Иначе, едва ты его успокоишь, он узнает что-нибудь о приговоре и... огорчится.
Глаза Фиби замерцали, но кузина промолчала. В том, какой Бэзилу вынесут приговор, видимом, никто уже не сомневался.
Небо устало и грузно опиралось на холодный серый камень высоких зданий. Сыпала мелкая, сухая крупка. Необъяснимо чувствовалась близость смерти, одинокой и неминуемой, и хотелось спрятаться в теплую комнату, окружить себя людьми и говорить о чем угодно, только бы не ощущать близкое леденящее дыхание пустоты и небытия. Лавиния пыталась отмахнуться от разыгравшего воображения, но оно все брало верх.
И хотя в зале суда было многолюдно и довольно тепло может, дыхание собравшихся немного согревало, несмотря на сквозняки но страх не прошел. Может быть, так страшно было подсудимому, что все чувствовали и с ним трепетали? Но нет, Бэзил Смит был хоть и бледен, но скорее сосредоточен, чем взволнован. Так же бледен был и дядя Джонатан, и вот он выглядел испуганным, когда вглядывался в зал.
То, что приговор оказался обвинительным и возмутительно жестоким десять лет каторжных работ не удивило никого. Зрители молчали с удивительным спокойствием, потерпевший и свидетели обвинения, напротив, нервно переглядывались. Дядя Джонатан явно пытался сохранить достоинство, а Бэзил сохранял, выслушав приговор с той же небрежностью, с какой выслушивал бы замечание от учителя. Поначалу Лавинию лишь восхищало его чувство собственного достоинства, его выдержка, но то, что точно так же держались и зрители, заставило вспомнить и тех, кто окружал здание суда после предыдущих заседаний таких же странно тихих, но будто бы готовых... нанести удар. Лавинию как током поразило. Дядя Джонатан как раз сходил с судейского места, и она бросилась к нему ведь вряд ли его репутации повредит журналистка, которая хотела бы задать несколько вопросов по окончании громкого процесса.
Дядя устало обернулся к ней.
Что ты хочешь? Прости, не могу отвезти тебя домой, я устал и занят.
Мне кажется, сейчас что-то готовится. Пожалуйста, будьте осторожны. Здание суда постоянно окружают какие-то люди, довольно подозрительные.
Меня охраняют, дядя пожал плечами, а что станет дальше с с осужденным, не мое дело. Я свой долг выполнил. Иди домой, думаю, редактор будет ждать твой отчет.
Понимая, что вряд ли сможет предложить ему что-нибудь дельное, Лавиния покинула зал. Однако, выйдя из здания, она решила не торопиться, понаблюдать, что будет.
Здание суда окружала толпа, многие в ней казались уже знакомыми. Подумав немного, Лавиния решила, что они могут ждать, когда выведут Бэзила Смита. Еще сильнее она заподозрила это, увидев, что потерпевший и свидетели обвинения прошли сквозь толпу совершенно спокойно: их провожали злыми взглядами, но никто не сказал ни слова. Общее недвижное спокойствие нарушал только мальчик-подросток, торопливо пробивавшийся к дверям здания суда, и Лавиния его узнала.