Но час еще не истек, когда в комнатке послышался голос с акцентом видимо, это горничная. Я оставлю на столе, вы позволите?
Нет, не время изображать гордость! Лавиния бросилась в общую комнату: она чувствовала, что сейчас узнает что-то крайне важное. Но развернуть лист бумаги она постаралась как можно спокойнее.
Почерк одновременно небрежный и твердый.
"Должен попросить прощения: дела заставили покинуть гостиницу сразу же после нашего вчерашнего танца, я не успел вас предупредить. Полагаю, что через три дня вернусь. Искренне преданный Вам, Эдмунд Чезетти".
Первое, что почувствовала Лавиния пьянящую, окрыляющую радость. Эдмунд и не думал смеяться над ней. Три дня спустя она его увидит, и тогда... Она подняла глаза. Фиби, сидя в кресле, тяжело дышала, готовая заплакать. Тетя Мэри с горечью смотрела на дочь. Стало вдруг стыдно перед теткой и кузиной, Эдмунд не стоил ссоры с ними.
Лавиния спрятала записку в карман, извинилась и объяснила, что отправляется на прогулку.
Я иду одна, добавила она очень мягко. Может быть, ты тоже хочешь освежиться?
Фиби выбежала из комнаты. Тетя Мэри тяжело вздохнула. Да, лучше было уйти.
Спустившись к морю, Лавиния достала записку от Эдмунда и перечитала снова. Радость успела остыть, и теперь ей уже кое-что казалось подозрительным. Почему, собственно, записку ей передали только сейчас? Ведь явно оставить он ее мог лишь вчера вечером. Горничная была слишком занята? Или он нарочно попросил с запиской повременить? "Стало быть, это действительно была шутка, игра со мной тем более отвратительная, что я могла и не догадаться. К тому же он успел, кажется, вскружить голову Фиби. Ну хорошо же". Лавиния сжала записку и хотела бросить под ноги, но передумала смастерив самолетик, запустила его в море. Размах у нее был слабый, но ветер подхватил бумажку, немного покачал, уронил в волну. "Если бы можно было сейчас же уехать, а то придется еще пять дней терпеть его, когда он вернется. А хотя ничего страшного, потерплю. Можно внушить себе, что его тут и нет вовсе".
В первый день Лавиния упорно старалась занять себя, и об Эдмунде удавалось не думать... Почти удавалось. Она закончила все письма, на пляже вволю поплавала и поиграла в мяч, наконец продолжила чтение взятого с собой нового романа. В то время, как все зачитывались Морисом, Летиция предпочитала Джулию Валенсен: да, детективы, зато без излишней жестокости, а какое погружение в быт! И характеры прописаны великолепно. И главный герой обладает умением проникать в суть событий и раскрывать ее читателям.
Ночью отчего-то не спалось. Насколько было бы легче, если бы Эдмунд просто не вернулся. Но желать простого исхода малодушно, не правда ли?
...Утро пришло, как будто ничего и не было, как будто этот отдых ничем не отличался от того, что был в прошлом году.
После завтрака Эдриан снова убежал гулять один, а Фиби неожиданно позвала Лавинию пойти делать вместе с ней зарисовки. Кузине захотелось изобразить фонтан во дворике у левого крыла, украшенный очень милыми статуями танцующих детей.
Дворик был, что странно, пуст. Возможно, постояльцам не нравилась его излишняя аккуратность, или они не находили его достаточно оригинальным. Светлые стены гостиницы, окружавшие его с двух сторон, кусты жасмина, аккуратно подстриженные, ажурные скамейки в любом городе найдется немало подобных мест; во всяком случае, Розфильд ими изобиловал. Хотя для занятий рисованием, пожалуй, неплохо.
Обе уселись на скамейке с альбомами и карандашами. Лавиния покосилась на кузину: той явно хотелось что-то сказать, но Фиби, как и тетя Мэри, редко решалась сама завести разговор.
Ты считаешь, мне есть дело до этого... молодого человека из поезда, наконец начала Фиби, сморщив вздернутый носик.
Я не настолько хорошо разбираюсь в твоих вкусах, ответила Лавиния осторожно.
Он недурен, конечно... протянула Фиби, вертя в пальцах карандаш. Но я отлично понимаю, что, будь он мне даже ровней, из него вышел бы дурной муж.
Лавиния подавила горький вздох и тут же мысленно посмеялась над собой. Фиби была, безусловно, права в отношении Эдмунда, и если она, изнеженная и не знающая жизни, оказалась умнее,
винить следует только себя.
Но ты была чем-то расстроена, когда мне пришло письмо. У тебя что-то случилось?
Эдриан совсем отбился от рук. Боюсь, как бы он не связался с разными... социалистами. Он уже сейчас говорит ужасные вещи про нашего отца, говорит их маме... Никогда не думала, что он вырастет таким неблагодарным.
"Не буду напоминать, что, когда я вошла, Эдриана в комнате не было". Жалобы на него стали в последний год общим местом в разговоре и сейчас явно служили отговоркой.
Я слышала, куда уезжал этот человек, выпалила она наконец. Развлекается с дурными женщинами где-нибудь в Леостоне. А может, даже за городской чертой, там они совсем дешевы.
Да, кузина явно знала о жизни больше, чем могла заподозрить тетушка. И вмест того, чтобы, как сама Лавиния, погружаться в раздумия и мечты, расспросила горничных и завсегдатаев этой гостиницы. Душу наполнили стыд и горечь. Но следовало не показывать своих чувств.