Ладно, хватит губы кусать. Может, проверить, спит ли он там? В порядке ли? Но
Гермиона решительно открывает дверь и видит на пороге объекта своих мыслей. Гарри некоторое время стоит перед ней, пристально изучая взглядом подругу, а после, не дав ей и слова сказать, обхватывает одной рукой за хрупкие плечи, притягивает к себе, целует.
Коленки подгибаются тут же, и ему приходится обнять её другой рукой за талию. Гермиона не двигается, слишком шокированная подобным напором, отчего Гарри отстраняется и, отведя взгляд, хрипло шепчет:
Я знаю, знаю. Ты любишь Рона, ты невеста
Рона, а я это я слова обрываются, тонут в тишине.
Гермиона едва не смеётся. Он не знает? Он же не знает! Они Рона совсем не обсуждали, даже не вспомнили, но Гарри всё же пришёл и Да, Гарри, ты это ты. И никто тебя никогда не заменит.
Она тянет его к себе за запястье, обхватывает пальцами родное лицо, пылко прижимается своими губами к его, бормоча между поцелуями невнятное «нет-нет-нет», а после затаскивает в свою комнату, схватив парня за футболку.
Гарри дважды просить не надо он тут же захлопывает рукой дверь, не отрываясь от её мягких губ, и оба падают на кровать. Гермиона оказывается восхитительно прижата им снизу, что заставляет её нервно ёрзать под мужским телом, чувствуя какое оно горячее и тяжёлое, отчего волна удовольствия тут же устремляется в низ живота. Как быстро.
Проклятая пелена желания мгновенно затмевает взор, а ей так хочется посмотреть на него. А когда это удаётся, то он ловит её взгляд, серьёзно так смотрит в карие глаза, что взирают на него с таким вожделением, какого он и представить себе не мог.
Наверное, он и сам так же смотрит на неё. Как же они могли не заметить, что так давно любят друг друга?
Он хватает её за запястье, когда её рука проникает под футболку и касается спины. Вопросительный взгляд заставляет его криво усмехнуться, и она вдруг понимает почему проклятые шрамы и ожоги, что оставили ему в подарок те садисты, никуда не делись. На лице почти всё зажило, поэтому Гарри думает, что ей может быть неприятно или даже больно будет видеть и чувствовать те, что скрыты под одеждой. Но он ловит её осуждающий взгляд, после которого Гермиона безапелляционно сдирает с него футболку. Он слышит, как она судорожно сглатывает, как её взор мягко и изучающе скользит по его торсу
Гермиона ласково целует его в один из шрамов, гладит его тело, и он выдыхает.
Неужели он думал, что может быть ей неприятен? Абсурд. Да, было больно видеть эти раны, что, вероятно, останутся с ним навсегда, но в её глазах они вовсе его не портили.
Гарри чувствует, как расслабляется от её ласк он порой замечал, что каким-то образом она всегда знала, какие прикосновения помогали ему в той или иной ситуации, будто чувствуя его самого всем своим сердцем. Гермиона же считала, что Гарри весьма тактильный человек, но только с близкими ему людьми, отчего и прикосновениями, впрочем, как и словами, зазря разбрасываться не любил.
Но ей и не требовались все эти высокопарные слащавые речи, что всегда казались ей пустыми, гораздо важнее было то, какие он поступки совершает, как смотрит на неё, как дотрагивается. А касался он её кожи так бережно и нежно, будто она такая хрупкая, что от его сильных пальцев тут же сломается, словно редкая фарфоровая куколка. Но она откуда-то знает, догадывается, что Гарри весьма порывистый, пылкий, ведь в нём всегда горело столько огня, за которым она шла, который часто заставлял её саму двигаться вперёд, взяв с Гарри пример, и она безумно хочет весь этот огонь, так что бережные поцелуи вскоре становятся горячими и жадными, заставив её улыбаться. И они узнают наконец, каково это так целовать своего друга. Нет не друга, а самого дорогого сердцу человека, который почему-то так долго по ошибке назывался другом.
Желание тут же захватывает их полностью, едва они отбрасывают всевозможные опасения, которые успели надумать и развеять, и одежда летит во все стороны под смешки обоих. Да и заклинания они не забывают наложить, дабы родителей Гермионы не смущать, когда оба наконец оказываются без клочка ткани на теле.
И так хочется быть ближе к друг другу. Вжаться максимально, не отпускать больше, целовать при каждой возможности, жаркий взгляд напротив ловить, чувствуя друг друга.
А когда наконец это случается, Гермиона задыхается от захлестнувших её чувств. Ей-то казалось, что она уже и так испытывает так много всего, что душа едва по швам не трещит от переизбытка ощущений, и даже пальцы дрожат. Да и Гарри сам не лучше теряется в тонком аромате женской кожи, утыкаясь носом в шею подруги и издавая при этом самые горячие звуки, которые та когда-либо слышала и теперь хочет слышать постоянно. Её собственные губы оказываются закушены едва ли не до крови, ведь Гарри каким-то образом умудряется коснуться её всюду, распаляя её тело, что неожиданно стало таким чувствительным. Возможно, дело в его будто бы раскалённых пальцах, которыми тот ласкает её и сжимает бёдра, при этом двигаясь глубоко в ней. Или дело в его губах, жадно целующих мягкую и нежную кожу девушки, которая пытается прижимать его к себе всё ближе и ближе, что кажется уже невозможным.