Вскоре на лестнице, ведущей в подвал, тревожно застучали каблуки, к доку спустился испуганный врач, тяжело пыхтящий и обильно потеющий, и Бобби в лихо сдвинутом на затылок цилиндре дока. Он водил перепуганного эскулапа за нос, делая вид, что не знает, где сейчас док Браун и его дочь. Под этим соусом Бобби предложил врачу обыскать чуть не весь сад, чтобы у дока Брауна было время подготовить Алису.
Что вы натворили?! взвизгнул врач, заметив недвижимое тело девочки, вытянувшееся на столе. Вы что, все же провели вашу безумную операцию?! Безумцы, сумасшедшие!
Нет, уважаемый доктор, смиренно и трагично ответил док Браун, напустив на себя скорбный вид. Мы хотели. Мы готовились, док театральным жестом откинул крышку ящика, и в свете многочисленных ламп сверкнуло прекрасное серебряное сердце, от которого врач отпрянул с криком ужаса, словно это был не светлый металл, а голова самого дьявола. Но мы послушались вас и не сделали ничего, и вот она... Она почти мертва.
Вы сумасшедший, сумасшедший! повторил врач, терзая остатки волос на голове.
Он, колобком скатившись с каменных ступеней, оттолкнул дока от стола и торопливо зашарил в своем саквояже, нащупывая стетоскоп.
Господи боже мой, бормотал он, и его пухлые щеки тряслись. Неужели все?.. ах, несчастная мисс Браун! Вместо того, чтобы мастерить ваши никому не нужные игрушки, вы бы лучше провели с нею ее последние дни! Безумец, ослепленный гордыней! Безумец...
Быть может, вкрадчиво произнес док, покуда врач лихорадочно осматривал тело, не подающее признаков жизни, теперь вы согласитесь сделать хоть что-то, чтобы спасти ее? Посмотрите, жизнь покидает ее тело. Оно холодеет; через час оно остынет совсем. Но за этот час вы можете успеть спасти ее. Вы станете первым, кто проведет эту операцию, вы останетесь в памяти людей как спаситель. Как величайший из врачей. Или вы не сделаете ничего и Алиса просто умрет у вас на глазах. Да она уже мертва...
Но это будет на вашей совести! вскричал врач в отчаянии. Бобби уже гремел рукомойником, избавившись от грязного, покрытого копотью цилиндра, и врач не заметил, как док хладнокровно поднес и ему таз с горячей водой
...Когда все было окончено и последний сосуд с ювелирной точностью был соединен золотыми руками Бобби, который превзошел самого себя, проделав свою работу с необычайной аккуратностью и быстротой, а насос, перекачивающий кровь во время операции, отключен, док Браун осторожно, почти нежно вставил крохотный ключ в маленькую скважину и повернул его. Прекрасное серебряное сердце не вздрогнуло, не забилось как живое. Оно по-прежнему походило на гладкое блестящее гусиное яйцо.
Но в нем тотчас ожили, задвигались поршни, и сосуды наполнились бегущей кровью. Через несколько мгновений лицо Алисы порозовело, и врач, воздев окровавленные руки к потолку, к слепящим лампам, потрясенно, совершенно не веря в происходящее, воскликнул:
Господи, но это невероятно! Невероятно!.. мы сделали это!
Вы мой Бог! торжественно прогудел Бобби, восхищенно таращась на дока Брауна косым глазами, счастливого и слегка ошарашенного от радости.
Механическое сердце работало как самые точные в мире часы, Алиса свободно дышала, ее тонкие, словно восковые губы вновь заалели и чуть припухли от жара. Она была жива.
Шейте, шейте! выдавил док, отступая от стола и утирая катящиеся из глаз слезы счастья рукавом. Только теперь до него, наконец, дошел весь ужас, пережитый им и все величие проведенной только что операции. Это была авантюра, безумная и великая, и ничто в мире не гарантировало ее успех. Но все же операция состоялась. Да, мы сделали это!
8
Странное чувство одолевало его. Это была невероятная, щемящая, давящая тоска и горечь, почти такие же, какие люди испытывают на настоящих похоронах. Собственные слова гремели в ушах дока, когда он засыпал красную блестящую крышечку комьями жирной черной земли с перегноем.
"Все заканчивается, когда на крышку твоего гроба сыплют землю".
Док, кряхтя, поднялся с колен и отряхнул испачканные брюки.
Бобби, молчаливо наблюдающий эту сцену, тоже выглядел печально и торжественно. Он снял ставший уже привычным ему цилиндр и держал его так, словно обнажил голову и отнес руку в сторону для поклона. Солнце играло золотом на его приглаженных рыжих волосах, Он часто моргал, прогоняя мошек, норовящих залететь в глаза, и при этом казалось, что его короткие рыжеватые ресницы потемнели и слиплись от скрываемых слез.
Что ж поделать, почему-то произнес док. Ну, идемте, мальчик мой.
Врач, неустанно дежурящий у постели пациентки, давал обнадеживающие прогнозы. Алиса дышала самостоятельно, ровно, глубоко, ее лицо было розовым, тело мягким и теплым, шов, хоть и порядком воспаленный, все же заживал. Механическое сердце отчетливо тикало и работало отлично. Вот только пациентка не просыпалась.
Врач ломал над этим голову и не понимал, отчего беспамятство такое долгое, а док и Бобби помалкивали о настоящих причинах. Поэтому несчастному целителю, издерганному беспокойством, приходилось придумывать оправдания этому явлению самому в меру своих знаний, догадок и умозаключений. И он списал это на сильный жар, который был у больной после операции и некоторую потерю крови, без которой, конечно, не обошлось, и которая несомненно, пациентку ослабила.