Чушь! Ерунда! визжал док, брызжа слюной. К дьяволу вашу веру! Чем она поможет мне, а?!
Я не могу дать мисс нового, надежного сердца! Не мо-гу! В нем все дело! А вы можете?!
Могу! в запале выкрикнул док. А вы сможете вставить его в грудь Алисы?!
Врач сардонически расхохотался, колыхаясь всем своим жирным телом.
Даже если б я отважился на такую операцию, едко парировал он, мисс не пережила бы ее! Она не вынесла бы наркоза!
А если бы вынесла? док зло прищурился, и врач, понимая, что убитого горем отца сейчас не переубедишь и ничего ему не докажешь, лишь устало махнул рукой.
Если вы придумаете, как обезопасить пациентку, сухо и устало произнес он, я к вашим услугам. Прощайте!
И он откланялся.
Док, взъерошенный, красный от ярости, остался стоять на дорожке.
Руки его тряслись от пережитого потрясения. Врач не озвучил этого прямо, но док и так понял почувствовал то, что тот хотел сказать, но не посмел. Дни Алисы сочтены. Своими машинами док всего лишь поддерживает еле тлеющую искорку жизни в девочке, но та может погаснуть в любой момент. И этих долгих лет, о которых так торопливо говорил врач, стыдливо пряча глаза их просто нет. Нет; возможно, нет и года... Алиса скоро должна умереть, дыхательная машина не сможет раздувать жизнь в ее измученном тельце слишком уж долго.
И тогда док останется один.
Один на один с вечностью, пустотой и тишиной, в которой растворилась сначала его жена, и куда сейчас шаг за шагом уходит его ненаглядная дочь, Алиса.
Пустота и тишина, черное нечто, конец всему.
Алиса после перенесенного приступа, после бреда и жара, едва не оборвавших ее жизнь, рассказывала о прекрасном свете и дельфинах, и док, вспоминая эти красивые, полные восторга рассказы, сердито топал ногой.
Нет никаких дельфинов. Нет света и путешествий, нет бесконечных берегов! Ничего нет! Нельзя поддаваться этой уловке умирающего разума, который таким образом хочет победить страх, подсластить горькую пилюлю умирания. Нельзя поддаваться манящему наваждению, которое ведет Алису в смерть, в пустоту... нельзя!
Папа, ты сердишься на доктора?
Что?.. А, нет, дорогая... мы просто спорили...
Док и не заметил, как очутился рядом с дочерью.
Ее лукавые глаза казались уставшими, в них мелькало какое-то неуловимое, до боли знакомое выражение, и у дока у самого защемило в груди, когда он вспомнил прощальные взгляды жены, уходившей так же трудно. Она тоже выглядела уставшей, она не хотела и не могла бороться...
Тогда почему же ты кричал? спросила Алиса, внимательно всматриваясь в лицо отца, у которого был абсолютно потерянный вид.
Он говорил, медленно произнес док, присаживаясь на низенькую скамеечку у ног Алисы, он говорил...
Решение созрело у дока мгновенно, и оно было настолько ужасным, невозможным и фантастическим, что от страха дока снова окатило горячей волной, каждый нерв словно загорелся от адреналина, в голове вспыхнул огонь, сжигающий все остальные мысли, пожирающий реальность и оставляющий только дрожащее от боли "а вдруг получится?!"
Вдруг выйдет? Это единственный шанс, твердил горящий мозг, и тот уже не мог вытрясти эту горячечную, ненормальную мысль из головы, не мог избавиться от нее. Она захватила все его существо, поработила его, и он почувствовал себя послушной марионеткой, которой движут иные силы, а не собственная воля.
Ну?
Он сказал, отважившись наконец, четко произнес док, что я не смогу дать тебе новое сердце.
Новое сердце? рассмеялась Алиса. К чему оно мне?
Алиса, док прямо посмотрел в глаза дочери, твое сердце... оно теперь ни на что не годно. Это из-за него ты болеешь, и доктор сказал, что единственный способ тебя вылечить дать тебе новое.
Алиса на миг задумалась, приложила руку к чуть вздымающейся груди.
Но ведь если ты его вынешь, задумчиво и глухо произнесла она, я умру.
В ее словах не было страха, только немного печали. Она вспомнила звездных дельфинов и начало нового пути, и ей стало вновь любопытно, куда он ведет. Но отец... он останется тут совсем один. Он будет скучать ведь кто знает, когда настанет его час идти той дорогой? Он будет долго-долго тосковать...
Нет, дорогая, не говори так! взвился док. В
спокойных словах Алисы он с ужасом слышал смирение, которое ему совсем не нравилось. Она не хотела бороться, не видела в том смысла, и это вызывало у дока самый горячий протест. Как можно отказаться от борьбы?! Как можно смириться?! Ты не умрешь дорогая! Я не допущу этого! Я ведь...
Глаза Алисы сделались веселыми, заблестели, и она улыбнулась, хотя док не видел ее улыбки под маской.
Ты ведь ученый, закончила за него Алиса. И твой разум всемогущ.
Именно! с жаром закивал док придвигаясь ближе к дочери. Алиса, я обещаю тебе! Ты не умрешь! Я все придумал... я сделаю тебе новое сердце, лучше прежнего! Из чистейшего серебра, с золотыми клапанами!
Как у нашего манекена? изумилась Алиса. Док с жаром закивал:
Да, да, как у него!
Оно будет красивым, неуверенно произнесла Алиса.
Очень красивым! И очень надежным! подтвердил док. Я подарю тебе ключ от него, ты сможешь носить его на шее, на ленточке.
Эта мысль показалась Алисе забавной, она вновь рассмеялась, представляя, как заводит перед сном свое сердце словно карманные часы. Побыть механической, хоть ненамного, хоть на крохотную часть, стать такой же совершенной, как игрушки, которые обычно собирал ее отец? Стать всецело его детищем, как его машина, и достойным продолжателем его дел живым напоминанием о всесильности науки, побеждающей все...