В голову тут же пришло воспоминание о том унижении, которое она испытала в присутствии Малфоя-старшего, когда он за волосы вытащил её из ванны, обнаженную и мокрую. Это вызвало привычный уже приступ тошноты. Гермиона подтянула голые колени к себе и уткнулась в них подбородком. Он смотрел на неё, как на какое-то насекомое, но это не отменяло того, что она была абсолютно голой! Ни один мужчина прежде не видел Гермиону Грейнджер в таком виде! И уж тем более ни один мужчина вот так не акцентировал внимание на на её лобке.
Гермиона глубоко вдохнула. Ещё никогда она не чувствовала себя настолько гадко. И она ненавидела Малфоя за это чувство, за страх, за боль, за то, что он был причастен к смерти её друзей. И раз уж у неё ничего не осталось, кроме ненависти, она планировала держаться за эту самую ненависть и черпать из неё силы.
Помедлив, она приподняла и без того короткий подол ночнушки и уставилась на трусики. Простые, белые чужие. Её собственное белье, похоже, кануло в лету вслед за магловской одеждой. Гермиона глубоко вздохнула, заранее настраиваясь на худшее, и оттянула край трусов. Абсолютная гладкость кожи была омрачена лишь едва заметными красными пятнышками. Пришлось больно закусить губу, чтобы не всхлипнуть: Гермиона как никогда остро почувствовала себя жертвой, которую готовят к кровавому ритуалу.
Под кожу моментально просочился страх, который она так усиленно прогоняла, закрываясь от него щитом из ненависти. Она закусила губу ещё сильнее, проглотив очередной подкативший всхлип. Он булькнул в горле и провалился обратно. В глазах и носу защипало, и это сделало Гермиону чуть злее, помогло справиться с очередной назревающей истерикой. Она не станет плакать. Не станет. Да, она всего лишь девочка, убитая горем и пришибленная страхом перед неизведанным. Перед Мерлин, перед сексом! Как глупо и отвратительно! Она умнее и талантливее многих слуг Волдеморта, а Малфой хочет использовать её для утех своего сына? Сказал бы ей кто о таком, она бы со смеху умерла. А вот сейчас почему-то было не до смеха.
«Хозяин придет вечером», и это неизбежно. Единственное, что она могла сделать для того, чтобы не оказаться в липких объятиях одного из Малфоев, это выброситься в окно, за которым уже занимался закат. От вида прекрасного красно-оранжевого неба Гермиона поёжилась. Она могла бы отправиться на пытки с гордо поднятой головой, хотя и боялась боли, причиняемой Круциатусом, но тут Как она ни старалась, избавиться от желания уткнуться лицом в подушку и глухо разрыдаться не получалось.
Ни разу в жизни Гермиону не посещал страх перед сексуальным насилием. Она просто подумать не могла, что кто-то способен сделать с ней такое! Что кто-то захочет Кто-то, вроде Люциуса Малфоя. Или Драко. Мысль о последнем оказалась самой колкой. Достаточно было воскресить в памяти прилизанные белые волосы, неизменную гримасу отвращения на худом бледном лице и ярко контрастирующие с белизной кожи алые губы. Молниеносно искривляющиеся при виде Гермионы.
Сколько его взглядов, полных презрения, отвращения, неприкрытого чувства превосходства, она ловила на себе в годы учебы! И теперь представить, что этот самый Драко станет заниматься с ней сексом, пусть даже и по указке отца! Бред, чистый бред. Может, весь этот нелепый спектакль с бритьем, эти слова о «старых традициях» значили не больше, чем выбрасывание её магловской одежды и холодная похлебка? Всего лишь моральное давление, изощренная пытка, финалом которой должно было стать вовсе не принуждение Гермионы к сексуальному контакту. А что тогда? Смерть?
Смерти Гермиона
боялась. Никакая внутренняя бравада не могла прогнать этот первобытный страх. Вдруг подумалось: «А Гарри и Рону было страшно?» Они никогда не разговаривали о смерти, о том, что делать оставшимся, если один из них умрет. Может, они и правда верили в собственную неуязвимость? Что ещё могло заставить троих подростков, даже не окончивших школу, отправиться в это жуткое путешествие, окунуться в противостояние сильнейшему Тёмному магу последнего столетия?
И вот Гарри и Рон мертвы. И сколько бы Гермиона ни отрицала это в своих мыслях, она не могла изменить случившегося в реальности. И она отчасти была рада, что не видела их гибели. Как бы трусливо это ни звучало. А что осталось ей? Бояться и ненавидеть себя за это. И за то, что осталась жива. Она и не заметила, что её душил комплекс выжившего. Пришлось сосредоточить все свои мысли на родителях, чтобы ослабить его хватку.
Дверь распахнулась как всегда внезапно. Тактичность в отношении Гермионы Люциусу Малфою была неведома. Не задерживаясь на пороге, он вошел в комнату и остановился у изножья кровати.
Вижу, вы снова с нами, мисс Грейнджер? издевательская заботливость его тона пугала, но Гермиона собрала в кулак остатки смелости и не отвела глаза.
Признаться, я не ожидал, что вы настолько слабая девица, Малфой задумчиво потер подбородок, беззастенчиво разглядывая голые плечи и ноги Гермионы. Она подавила желание прикрыться простынкой. Однако Крипси доложил мне, что вы ничего не ели с тех пор, как оказались, кхм в нашем доме. Надеюсь, впредь вы не будете так глупы и не умрете раньше времени от банального голода.