вмятина моей футболки, губы пухлые, как у херувима. Катя повертела головой, в первые секунды с непониманием, потом во взгляде проступила осознанность, и она спросила хрипловатым после сна голосом:
Стоянка?
Лучше, ответил я. Выходим.
Однако из вагона нас выпустили не сразу. Сперва пришел долговязый комендант с хитрыми глазами, круглым карманным компостером и деревянной дубинкой за поясом. Переговорил с проводником. Тот кивал на нас и что-то объяснял, а комендант поглядывал в нашу сторону и хмурил брови.
Похоже, будут проблемы, негромко заметил я и взглядом указал Михе на коменданта.
Оглянувшись, детина хрустнул шеей и сообщил негромко, но бодро:
С этим тощим? Да я его одной соплей перешибу. А второй накрою.
Это не кочевник, сообщил я. Если этот полезет в драку, то на законных в Рязна граде основаниях. А нам такое точно не нужно.
Что ты предлагаешь? вытаращив глаза, поинтересовался Миха, оскорбившись, что ему не позволяют решить вопрос кулаками.
Выйдем из задней двери, коротко сказал я. Ты у нас боец с переменным успехом.
Но-но-но, оскорбился детина. Я тебя от кочевников спас. Забыл?
Не забыл. Помню.
А скрутить меня тебе просто повезло.
Как скажешь, отозвался я, глядя на коменданта, чьи косые взгляды все мрачнее и недовольнее.
О чем беседуют проводник и комендант не слышно, но запах от долговязого через весь вагон тянет неприятный. Так обычно пахнут фанатично увлеченные люди, поэтому редко стирают одежду и забывают помыться. Этот запах разит даже без моего обоняния.
Когда мы встали, комендант напрягся и дернулся в нашу сторону, но проводник ухватил его за локоть и продолжил что-то настойчиво объяснять. Тот высвободился из захвата, но проводник так жестикулировал, что коменданту нехотя, но пришлось выслушивать.
Давайте без суеты, но шевелимся, негромко скомандовал я, затягивая рюкзак на спине. Проводник дает нам время.
По закону подлости остальным пассажирам приспичило встать и стоять в проходе, дожидаясь открытия дверей. Их, видимо открывают по указке комендантов. Стараясь не торопиться и не толкаться, мы просочились до задней двери вагона.
Миха покосился назад и сказал:
Вроде не гонится.
Может обойдется? с надеждой предположила негромко Катя.
Но, когда дверь открылась, на перроне в комендантской форме оказались еще трое с компостерами и недобрыми лицами.
Тьфу, швора ругнулся я. Давайте дальше.
Пришлось перейти в следующий вагон, но и у его выходов уже переминаются с ноги на ногу двое комендантов. Едва пассажиры стали сходить с поезда, те принялись проверять документы и билеты. Сердце качнуло кровь активнее, а рефлексы быстрее мозга среагировали на опасность и плеснули в кровь коктейль гормонов, кулаки сжались.
Бюрократы, бросил я.
Со стороны пассажирского вагона, в котором мы ехали, потянуло нестиранными вещами, а я когда глянул поверх голов, то трое комендантов уже настойчиво протискивались между пассажирами.
Твою швору выдохнул я. Бегом!
И дернул все еще сонную Катю за руку проталкиваться в сторону багажного вагона. Уверенности, что там представителей железной дороги не будет, нет, потому что кто-то должен заниматься разгрузкой. Но это фора.
Теплые пальцы Кати попытались выскользнуть из захвата, но я сцепил крепче, она пробормотала с негодованием:
Да почему мы бежим?
А ты чем предпочитаешь платить за въезд в город? пропихиваясь между недовольными пассажирами и таща за собой девушку, спросил я. На тех, кто платит натурой ты не похожа.
Ой! охнула она за спиной.
Я помнил, что следующий вагон должен быть багажным. Но после тамбура оказался еще один пассажирский, видимо, пока стояли на песочной станции, прицепили еще несколько. Здесь вентиляции нет и душный воздух заполнен запахом пота, пропитанной им одежды и нагретого металла. Народа здесь больше, вместо удобных сидений в ряды обычные лавки со спинками.
Протискиваясь между дородной женщиной в сарафане, на спине которого до самой поясницы мокрое пятно, и таким же мужчиной в рубахе, я тащил за собой Катю. Пассажиры стали возмущаться.
Молодой человек, что вы себе позволяете.
Не толкайтесь.
Нет, ты посмотри, какой. Вперед всех ему надо.
Ща я его усмирю.
Запах в вагоне за секунду изменился: агрессия всегда пахнет резко и с кислинкой, гормоны меняют концентрацию в крови и пот через поры выходит с узнаваемым ароматом. Так что от оплеухи я успел увернуться на долю секунду раньше, чем она прилетела мне по лицу. Со звонким шлепком она ударила по лоснящейся щеке другого пассажира
крупного, с толстой шеей, которая скорее головогрудь. От удара щека колыхнулась, как студенистое желе, его голова стала медленно поворачиваться, а глаза медленно наливаться кровью. Сперва его взгляд остановился на мне. Пришлось выразительно помотать головой и указать в сторону на того, кто пытался мне вмазать, но промахнулся. Им оказался мужчина с сухим лицом и бегающими масляными глазками, которые сейчас озадаченно пялятся на коренастого.
Секунду висела тишина. Потом вагон содрогнулся от зычного, густого баса.
Щенок сопливый!
И коренастый, как локомотив, ринулся всей массой на обидчика. Я едва успел дернуть на себя Катю и прижать к груди, когда увесистая туша бильярдным шаром промчалась мимо. Вернее, рухнула, поскольку в проходе тесно и разогнаться негде. Катя, теплая и дрожащая, подняла на меня взгляд, я ее успокоил: