Мысль отдалась эхом. Становилась громче, отчетливо вырисовываясь из тумана наслаждения.
Что она делает? Она была никем, он был виконтом. Что за безумие заставило ее захотеть отдать ему то немногое, что у нее еще оставалось?
Она высвободилась и отступила на шаг.
Компресс упал на пол с влажным чмокающим звуком. Они уставились друг на друга.
Скажи что-нибудь.
- Ты... должен подержать его еще немного, - сказала она. - Я имею в виду компресс. А мне нужно...
- Подожди, - сказал он, поднимаясь, но на этот раз она была готова к этому. Развернувшись на каблуках, она выбежала вон.
ГЛАВА 9
Спенс больше не понимал самого себя. А он был человеком, которому нужно было понимать себя.
Его жизнь определялась тем, что он отличался от своей семьи. Люди шептались, что он Сент-Джон только по фамилии, подразумевая это как оскорбление из-за его угрюмого характера в семье, известной своим обаянием и причудами, потому что даже дядя Ричард был улыбчивым и любимым всеми за пределами дома.
Но Спенс всегда воспринимал это оскорбление как двусмысленный комплимент. Он действительно был совсем не похож на свою семью. И всем остальным было выгодно, чтобы он твердой рукой управлял их судьбами. Он был решителен там, где они были непостоянны, и тверд там, где они поддавались капризам и вспыльчивости. Они полагались на его хладнокровие, предприимчивость и дисциплину.
Но где же теперь эта дисциплина? Хотя он поклялся не прикасаться к ней, он это сделал. И если быть честным с самим собой - а он всегда был честен; самообман не приносит пользы, - то он знал, что больше не может доверять себе рядом с ней.
Его намерения не имели значения:
он снова прикоснется к ней, прежде чем закончится это путешествие.
Но с какой целью? Хотя в свое время он и совершал бесчестные поступки - например, похитил ее, - они всегда были направлены на то, чтобы помочь тем, кого он любил. В данном случае, чтобы найти Чарльза.
Но если он снова прикоснется к ней... если он затащит ее в свою постель... это не будет иметь благородных целей. Это будет только ради него самого.
В ту штормовую ночь он долгие часы лежал без сна, предаваясь этим мыслям, и единственным, что его сопровождало, были звуки корабля: глухой рев двигателя, а под ним - скрипы и стоны корпуса, пробивающегося сквозь глубокую воду. И он спорил с самим собой, возражал против эгоистичного поступка, который казался таким неизбежным. Ведь он видел ее лицо до того, как она убежала из этой комнаты. Она не была закаленной, не была опытной. От самого простого прикосновения в ее лице появилось что-то нежное и шокирующе ранимое. Она не встала бы с его постели целой и невредимой. Она бы не пережила их роман без последствий для своего сердца.
И он, возможно, тоже.
На следующее утро он сел напротив нее в столовой, и когда она, покраснев, наконец заставила себя посмотреть ему в глаза, он понял, что не сможет этого сделать. Возможно, ради себя самого он бы соблазнил ее, и к черту риски - урвал бы для себя несколько часов непревзойденной сладости, услышал бы звук своего имени на ее губах, когда он доставлял ей удовольствие. Но, увидев ее, он понял, что каким-то образом она попала в его круг, сама того не желая, без его разрешения. Каким-то образом она стала тем, кого ему нужно было защищать.
Таким образом, он защитит ее от самого себя. Ради нее он воздержится от прикосновений, даже если это убьет его.
Нелепая мысль! Подобная мелодрама была ниже его достоинства. И все же такая возможность казалась ему вполне реальной, когда он смотрел, как она поднимает чашку с чаем. Даже изящного изгиба ее запястья, ямочки на локте было достаточно, чтобы заставить его живот сжаться, а кровь вскипеть от желания.
Но его голос ничего этого не выражал, когда он вежливо поинтересовался, как она спала. И он сделал вид, что не заметил удивления на ее лице, когда продолжил разговор в таком же нейтральном, вежливом ключе, или того, как у нее перехватило дыхание, когда их руки соприкоснулись много позже, на палубе, когда они прогуливались бок о бок в утреннем свете.
Она была под его защитой, напомнил он себе в тот день, когда зашел к ней в каюту, чтобы спросить, не хочет ли она выпить чаю на полдник. И по мере того, как проходили часы, и она снова расслаблялась, контролировать его желание становилось все легче. Наградой ему стало то, что она стала говорить свободнее, смеяться и отвечать без колебаний, лишь изредка бросая на него недоуменные взгляды. Эти взгляды задавали вопрос - Что изменилось? - на который он никогда не даст ответа.
В конце концов, это путешествие все-таки пойдет ей на пользу. Он займется ее делами, как только вернется в Лондон. Обманул ли ее Чарльз или нет, сейчас не имело значения. Он, Спенсер, в долгу перед ней - за то, что насильно увез ее из Сиры, за то, что лишил ее выбора. Поступив так, он взял на себя ответственность за то, чтобы вернуть ее жизнь на правильную колею.
Поэтому он найдет ей работу. Хорошо оплачиваемую. С заботливым работодателем. Никого, кто смог бы поднять руку на персонал.
И он позаботится о Пеннипакер ради нее. Это доставит ему удовольствие.