Леонид Константинович церемонно поклонился, пожал ребятам руки своей маленькой пухлой рукой.
Очень, очень рад, если могу быть полезным. Не часто ко мне молодые гости заглядывают, а жаль. Ведь архив это живое дело, это картина жизни! Он с гордостью обвел взглядом свои владения. Здесь живая история, весь институт, учителя и ученики, судьбы тысяч людей за полтора века. Впрочем, вам этого еще не понять, мои юные друзья.
Почему же? Мы понимаем. Как раз за этим и пришли, и Генька хотел рассказать о находке своего отца, но Оля затараторила:
Мы выполняем особое задание. Вы должны нам помочь. Возможно, в вашем институте учился один человек, и она торопливо рассказала Леониду Константиновичу всё, что ребята узнали из записок.
Да, трудная у вас задача, коллеги-следопыты, посочувствовал архивариус. Главное, неизвестно, в какое время жил М. Р. и когда он мог учиться в нашем институте. Рамки для поисков слишком широки.
Не слишком, подал голос молчавший до сих пор Витя.
Ребята в недоумении уставились на него.
Там признак есть. Я, когда листки срисовывал Алексей Иванович сказал: «Посмотри на свет» Ну, я посмотрел. Знаки там, водяные Как на марках Вот
И Витя вытащил из альбома листок с каким-то нехитрым рисунком
Да вы молодец, юноша! воскликнул Леонид Константинович, одобрительно потрепав Витю по плечу. Сейчас мы все выясним, если только вы точно воспроизвели филигрань.
И он, сняв с полки увесистый том, начал перелистывать страницы, покрытые изображениями различных водяных знаков. Рыбы и звери, буквы и цифры, цветы и геральдические фигуры повторялись на этих рисунках в самых причудливых сочетаниях. Несколько раз ребята уже готовы были крикнуть: «Вот, вот он самый!» но, внимательно вглядевшись, находили разницу между Витиным рисунком и образцами, приведенными в книге. Наконец Леонид Константинович, руководясь, видимо, какими-то собственными соображениями, стал листать страницы медленнее и внимательно всматриваться в изображения. И когда, перевернув очередной лист, он, не скрывая радости, произнес: «Вот, полюбуйтесь-ка!» ребята сразу убедились, что водяной знак срисован Витей точно. На раскрытой странице в книге находился совершенно такой же рисунок с подписью: «Синегорская бумажная фабрика. 1899 год».
Молодец, молодец, коллега, еще раз похвалил Леонид Константинович покрасневшего Витю. Теперь вы смело можете считать, что вашей находке лет пятьдесят шестьдесят. Партия бумаги держится в обиходе, как правило, года три, от силы пять или, возьмем самый крайний случай, десять лет. Значит, одна граница определилась девятисотые годы. Скорее всего начало девятисотых годов. Теперь дело за второй.
Какой второй? не поняла Оля.
Дело за второй границей, объяснил Леонид Константинович. Мы выяснили конечную дату жизни М. Р., дату его гибели, а теперь надо восстановить исходную дату.
Ребята задумались. Они молча вспоминали странички дневника, известные им уже почти наизусть.
Витя, подняв глаза к потолку, что-то бормотал и загибал палец за пальцем на руке. Так он долго вел свои странные подсчеты и, наконец, твердо заявил:
М. Р. погиб молодой!
Почему? воскликнула Оля.
Почему? с небольшим запозданием спросил и Генька.
На кедры лазил раз лося дубинкой убил два пятьсот верст по тайге хотел пройти три разгибая пальцы, сообщил Витя.
Четвертый палец у него еще был загнут.
И стихи любил четыре добавил он. Был бы стариком
все стихи бы перезабыл
Ой, здорово! захлопала в ладоши Оля.
Ну, в этом вы, мой юный друг, ошибаетесь, обидчиво возразил архивариус. Насчет любви к стихам вы явно не осведомлены. А в остальном ваша гипотеза мне кажется правдоподобной. Поздравляю, поздравляю! У вас, молодой коллега, очень четкое логическое мышление.
От этих похвал Витя совсем побагровел, даже оттопыренные уши его вспыхнули.
Генька стоял возле стеллажа и, насупившись, думал: «Ай да Витька! Котелок у него варит. И как это я не сообразил?»
Так вот, оживленно продолжал архивариус. Если согласиться с вами, молодой человек, то М. Р. в момент гибели было не больше тридцати сорока лет. Отсюда следует, что в институте он учился в конце восьмидесятых или в девяностых годах. Что ж, посмотрим!
Леонид Константинович, торопливо кивнув Никите, спешившему на занятия, устремился к стеллажам.
Почти не глядя, он стал снимать с полок и складывать на небольшую тележку широкие книги в одинаковых переплетах из толстого картона. Сняв десятка полтора книг, он подкатил тележку к ребятам, и те увидели, что на книжных корешках ровным, аккуратным почерком написано: «Прием 1885 года», «Прием 1886 года», «Прием 1887 года» А когда Леонид Константинович раскрыл один из томов, внутри оказались однообразно разграфленные страницы, заполненные тем же ровным, аккуратным почерком.
Вот это писал! не скрывая восхищения, воскликнул Генька. Почище пишущей машинки! А еще говорят, в архивах ничего не понять. Да тут и первоклассник разберется.
Не торопитесь с выводами, юноша. Это же писарский почерк, специально для докладов начальству и для прочих важных бумаг. А сами начальники не утруждали себя старанием, их и так должны были понимать. Взгляните-ка сюда, милости прошу, и Леонид Константинович, снова почти не глядя, протянул руку, достал с полки картонную коробку и вынул из нее листки, покрытые мелкими, неразборчивыми буквами.