Бегом, Кубарев! дубина опять обрушилась на мою многострадальную спину, и, согнувшись под очередным ударом, я заковылял к остальным. Опускаясь на корточки, еще раз повернул голову, чтобы лучше разглядеть казаха-прапора.
Не оборачиваться! раздался окрик, и, не дожидаясь нового свиста дубины, я отвернулся.
Лютует вохра. пробормотал сидящий рядом грузин Горгадзе.
Когда весь «Этап» приняли, разрешили подняться с корточек.
Берем вещи и следуем за мной. приказал лейтенант и зашагал в сторону большого здания.
Зеки, прихрамывая вереницей, спешно потянулись за ним. Колонна приближалась к зданию, окрашенному в серые тона, это была так называемая «Дежурка» ДПНК. Нас завели в большую прямоугольную клетку-стакан и закрыли на замок. Дежурный равнодушный мужчина лет сорока, в чине капитана перебирал папки с нашими делами, два прапора терлись рядом с ним, один через плечо начальника изучал фотографии, другой заваривал чай. Зашел давешний литеха, снял камуфлированный бушлат и повесил его на вешалку. Зеки молча наблюдали за происходящим.
Николаич, может начнем? спросил лейтенант у начальника смены.
Капитан оторвал сосредоточенный взгляд от макулатуры с нашими делами и приказал:
Зови Алдабергенова. прапор, что стоял за спиной начальника смены, потянулся к микрофону громкой связи.
Прапорщик Алдабергенов, срочно прибыть в дежурную часть.
Спустя пару минут дверь в дежурку отворилась, и появился толстый казах. Так же повесив бушлат на вешалку, он направился к длинному столу. Поверхность стола была настолько затерта, что даже в голове не укладывалось, какое количество арестантов прошло через него. Многие и многие тысячи.
Начинай шмон, Серик. капитан отодвинул от себя папки. А то до футбола не успеем.
Понял, Николаич! казах потер руки и взял верхнюю папку. Ну, хто тут первый? Горгадзе! Давай сюда с вещами.
Прапор, который заваривал чай, подошел к клетке и открыл ее. Грузин лет тридцати протиснулся к выходу из клетки, и, неся перед собой баул, подошел к столу. Казах вытряхнул содержимое на стол. Тетрадка с ручками, станок для бритья, две пары трусов, полотенце, мыло, зубная щетка, еще какая то мелочь.
Что-то не богато живешь, генацвале. жирный казах ощупал все швы в пустом бауле и положил его на стол. Раздеваемся до трусов. Одежду и обувь подаем мне в развернутом виде. А вы запоминайте, в каком порядке идет шмон. обратился он к вновь прибывшим, стоявшим в клетке. Каждому повторять не стану.
Грузин в одних трусах стоял босиком на сером кафеле пола. Алдабергенов деловито перебирал его вещи. Закончив, скомандовал приспустить трусы и десять раз присесть.
Что? не расслышал Горгадзе.
Трусы говорю спускай и десять раз присесть. Что не ясно тебе?
Грузин ошалело покосился на стоявших в «Стакане» зеков, видимо не зная, что делать в этой ситуации. Это была его первая ходка, и он боялся сделать что-нибудь не так и уронить свое достоинство в глазах окружающих. С другой стороны, невыполнение приказа прапора могло быть чревато такими последствиями, о которых и думать не хотелось после такой «Приемки».
Казах медленно удивленно поднял глаза на почти голого зека.
Ты че, слов не понимаешь? рука потянулась за висящей на поясе дубиной.
Не менжуйся, Биджо раздался вдруг спокойный голос из рядов заключенных. Ничего стремного в этом нет, обычный ментовской шмон. Сейчас все через это пройдем. Я повернул голову в сторону говорившего и увидел Утюга, стоящего в первом ряду возле решетки.
Это кто там пасть раззявил? жирный казах метнулся к клетке, сжимая в руках дубину. Выудил из толпы старого каторжанина и выдернул его тщедушное тело наружу. Ты че, старый, вообще страх потерял? прапор резко замахнулся дубиналом.
Отставить, Алдабергенов! голос капитана резанул воздух. Осужденный, вернуться в клетку. Пусть режимники потеют.
Чувствовалось, что начальнику смены не совсем приятны все эти процедуры, в отличии от жирного узкоглазого прапора-гондона, который испытывал явное удовольствие, унижая или избивая заключенных.
Утюг резким движением вывернулся из рук замершего Алдабергенова, и, направляясь к клетке, произнес:
Благодарствую, гражданин начальник, старость и на воле не часто уважают, а в неволе и подавно. И вам, обернулся к толстому казаху Дай бог здоровьечка. И всем вашим родственникам до седьмого колена, и всем их родственникам, и родственникам их родственников
Ну старый! прошипел сквозь зубы Серик. Доберусь я еще до тебя!
Лейтенант, продолжайте без меня. капитан встал и, подойдя к вешалке, начал одевать бушлат. Я в изоляторе. Деда не трогать. посмотрел на прапора-казаха и вышел.
Шмон продолжился. Арестанты один за другим подходили к продолговатому, до желтизны затертому столу и выкладывали свои вещи. После осмотра одевались и становились в другую клетку у противоположной стены. Скоро очередь дошла до меня. Имущества со мной не было никакого, оно разлетелось по асфальту в «Конверте» во время приемки, уцелела лишь книга Владимира Семеновича. Но меня это не беспокоило. Барахло мое, наверное, уже штабные шныри раздербанили, растащили по своим мышиным норам.