Проснулся я от боли: видимо, во сне неудачно перевернулся на травмированный бок. Машинально схватившись за него, я, не сдержавшись, застонал. Кровоподтёк налился благородной синевой и зверски болел. Постариковски кряхтя, я боком сполз с кровати и подошёл к зеркальной дверце шкафа.
Мдааа, уныло протянул я, смотрясь в зеркало: в ответ отражение состроило рожу, жуткую изза заплывшего глаза и распухшего уха. Еще бы горб, и можно идти пробоваться на роль Квазимодо.
Налюбоваться на себя мне не дали предки, которые зашли в комнату.
Я понял уже, что тебе побоку все мои слова, садясь на кровать, начал отец, поэтому придётся воздействовать на тебя материально.
Я сел на стул и поморщился от досады.
Твой мобильник останется у меня, продолжил отец, смотря мне в глаза, так же как и карманные деньги, и, пожалуй, я ещё заберу из комнаты свой компьютер.
Но попытался я возмутиться таким несправедливым наказанием.
Всё, Максим! Похорошему ты не понимаешь, поэтому будем с тобой поплохому, спокойно, но твёрдо прервал меня отец, и я понял, что он не передумает. Завтра тебе идти в школу, поэтому сегодня сходи купи себе куртку. Только не такую дорогую, конечно.
Отец поднялся, достал кошелек и, отсчитав деньги, протянул их мне.
Это только на куртку! твёрдо сказал он.
Да понял я, не тупой. Взяв деньги, я отвернулся и стал одеваться.
Да, кстати, Вить, внезапно сказала мать, обращаясь к отцу, совсем забыла: рано утром звонил наш дед.
Как он? Голос отца слегка подобрел, а я стал вслушиваться в разговор родителей, деда по отцовой линии я уважал.
Просил приехать к нему, кузню надо поправить.
Отец немного задумался, а потом ответил:
Отлично, я как раз хотел съездить его навестить. Через неделю у Максима зимние каникулы, вот мы и поедем.
Родители вышли из комнаты, оставив меня в препоганейшем настроении. Мало того что меня лишили мобилы и бабла, так еще на зимние каникулы переться в такую даль, где не было даже телевизора!
Глава 1. Пурга
В четырехстах километрах от города начиналось Арчинское лесничество, в котором мой дед папин отец работал егерем. Пять лет назад он уехал из посёлка, где прожил всю жизнь, в тайгу, подальше от цивилизации, и теперь жил в собственноручно срубленном доме. Переехал он туда после смерти бабушки и жил совсем один, сутками напролёт пропадая в тайге.
Раньше мы довольно часто к нему ездили, потому что было у нас с отцом настоящее семейное увлечение, просто болезнь, которой, впрочем, страдали все наши предкимужчины до неизвестно какого колена. Все мои прапрапра были кузнецами. Это даже по фамилии было ясно: полное моё имя Максим Викторович Кузнецов.
Дед рассказывал, что до революции к прадедам приезжали заказывать холодное оружие себе или комуто в подарок даже генералы и губернаторы.
И в советские времена богатые люди приезжали к Кузнецовым заказать себе саблю или шашку. Простой люд же знал: всё, что сделано Кузнецовыми, не погнётся, не поломается, не подведёт в нужный момент.
Дед продолжал кузнечные традиции, и ему тоже известные всем люди заказывали кто кованый столик, кто меч на стену, кто ограду или ворота по эскизам художников. Дедушка брался за всё и работу
делал так, что количество заказчиков всегда было огромным. Даже переехав после смерти бабушки в лесничество, он сразу после бани рядом со своим домом поставил кузню, правда, теперь уже ковал разные вещи только для себя.
Наверное, у нас с отцом чтото такое было заложено в крови, потому что при виде кузни у нас с ним возникало одинаковое чувство поскорее раздуть горн и сунуть в него какойнибудь прут, чтобы сделать из него неважно что. Вид, запах и звуки металла, деформирующегося под ударами молота, приносили нам настоящее удовольствие.
Правда, дед всегда ругался от таких наших бесцельных забав, он говорил, что мы только металл на лом переводим. Зато всегда показывал нам, как нужно выковать нож, или вилку, или косу, или иную нужную в хозяйстве вещь. Каждая ковалась посвоему: брался разный металл, грелся до разного цвета, поразному ковался, а также закаливался и отпускался.
Глядя на работу деда по ковке сложных вещей, мы с отцом (я регулировал поддув горна, а отец был молотобойцем) не переставали удивляться тому, что дед творил с металлом. Порой нам не верилось, что на наковальне железо, а не мягкий пластилин. Но всё становилось на свои места, если за дело брались я или отец, в наших руках металл оставался металлом. Тогда дед, ворча, что вырождаются в роду кузнецы, брал маленький молоток и направлял движение тяжёлого, одиннадцатикилограммового молота, которым с трудом орудовал отец.
Сидя рядом со старым пылесосом, который выполнял роль мехов, я регулировал трансформатором выходящую струю воздуха, когда дед командовал увеличить или уменьшить температуру углей в горне да сбрызгивал водой угли, чтобы они лучше держали жар.
Дед многому учил нас с отцом, но поскольку мы относились к профессии кузнеца только как к увлекательному хобби, то, понятное дело, успехи у нас обоих были неважные. Тем более что частота наших приездов к дедушке резко упала после его переезда в лесничество: дорога удлинилась на двести километров, и папа не мог ездить к нему даже раз в месяц.