В столовой он сначала усадил ее, а потом и сам занял свое привычное место во главе стола.
Могу я узнать, что же у нас сегодня на ужин?
Салат из спаржи и лобстер под соусом «термидор».
О-о мое любимое, просияла Гермиона. Но как ты узнал? Я же никогда не рассказывала об этом.
Малфой лишь загадочно улыбнулся, и она прищурилась.
Та-а-ак Помнится, кто-то говорил, что для чтения моих мыслей ему требуется разрешение
Конечно. Но еще я сказал, что порой ты неосознанно транслируешь свои мысли, позволяя мне прочитать их.
Та забавно поморщилась.
Господи, что-то я не припомню, чтоб часто думала о лобстерах.
Люциус негромко засмеялся, и этот смех показался Гермионе чудесным: Люциус Малфой по-прежнему принадлежал к категории людей, смеющихся крайне редко.
Тибби внесла спаржу.
Я смотрю, сегодня не только мои любимые блюда, но еще и афродизиаки, лукаво улыбнулась Гермиона, когда служанка расставила тарелки и удалилась. Решил, что мы с тобой нуждаемся в дополнительном стимулировании?
Ответом послужила только хитрая усмешка Малфоя, и они принялись за еду. Довольные и расслабленные, иногда они о чем-то говорили, а иногда просто поглощали салат, ласково поглядывая друг на друга. Браслет на запястье Гермионы поблескивал в свете горящих свечей, и это заставило ее вспомнить о словах Драко, услышанных днем.
Драко узнал браслет. Он сказал, что это была вещь его бабушки. Он имел в виду твою маму?
Да, с минуту Люциус помолчал, но потом полюбопытствовал: И как же он среагировал?
Взглянув, Гермиона увидела, что, несмотря на абсолютно бесстрастное лицо и глаза, опущенные на тарелку с едой, Люциус ждет ответа. И обрадовалась, что может успокоить его.
Нормально. Если честно, то даже удивительно спокойно. Он сказал, что браслет мне очень идет, а потом добавил, что ты всегда был хорош в выборе подобных вещей.
Не в силах скрыть изумление, Люциус поднял взгляд от тарелки, и Гермиона мягко улыбнулась.
Спасибо тебе еще раз... еще много-много раз, если точней. Я не уверена, что заслуживаю такой чудесной вещи и такого редкого волшебного существа.
Прекрати! Малфой потянулся и почти болезненно схватил ее за руку. Ты заслуживаешь гораздо большего, чем я в состоянии дать тебе. И не будем об этом.
В его голосе послышался странный надрыв, от которого у Гермионы перехватило дыхание. Глаза Люциуса сверкнули какой-то мрачной решимостью. Так, что она чуть опешила и опустила голову. Именно теперь в столовую вошла Тибби, чтобы убрать со стола тарелки с салатом. Эмоционально напряженный момент прошел. Люциус откинулся на спинку стула и неторопливо вытер губы салфеткой, а дыхание Гермионы стало спокойней.
Лобстер, поставленный перед ними в следующую минуту, был великолепен, и за столом снова воцарилась благодушная и расслабленная атмосфера. А после ягод со сливками на десерт, после горячих благодарностей служанке и после того, как Гермиона поняла, что больше не сможет съесть ни крошки, она снова обратилась к Малфою:
Надеюсь, поблагодарить тебя за сегодняшний ужин мне можно? Он был превосходен. Даже подумать не в состоянии, что могла бы попросить чего-то более совершенного.
Тот ничего не ответил, только улыбнулся. А потом поднялся из-за стола и, подав ей руку, снова отвел в гостиную.
Они еще долго сидели, почти не разговаривая и лишь наблюдая за игрой языков пламени в уже затухающем камине. Гермиона подняла глаза и взглянула на Малфоя: черты его лица, освещенные огненными бликами, казались мягкими и спокойными. Она не удержалась и, потянувшись рукой, осторожно провела пальчиком по его щеке, постепенно опускаясь к губам. И Люциус слегка приоткрыл их, откровенно наслаждаясь этим прикосновением.
А Гермиона прилегла к нему на плечо чуть удобней и продолжила. Теперь она медленно и как будто изучающе начала касаться его лица кончиками пальцев: обрисовала брови, дотронулась до переносицы, потом до крыльев носа, а затем вернулась обратно к четким, скульптурно очерченным скулам. Вдруг Люциус схватил ее за запястья, с силой перевернул, опрокидывая на спину, и навис над хрупкой фигуркой, словно скала. В его пристальном взгляде светилась сейчас не только страсть, не только сводящее с ума вожделение, но и глубокая щемящая нежность. Гермиона почувствовала, как задыхается от избытка эмоций.
Медленно, мучительно медленно наклонился Малфой к уже приоткрывшимся в ожидании губам. А наклонившись, коснулся их кончиком языка. У ее губ был вкус ежевики со сливками, что приготовила им на десерт заботливая Тибби. Еще мгновение и Люциус стал более настойчивым: скользнул языком Гермионе в рот, обвел им зубы, десны, внутреннюю поверхность щек. Потом услышал тоскливый стон и понял, что она хочет большего. Это словно стало сигналом! Он крепко обхватил ее лицо ладонями,
и поцелуй из нежного и ласкающего превратился в жадный. И властный.
Чувствуя его собственную возбужденную плоть бедром, она потянулась расстегнуть брюки, отчаянно желая поскорей увидеть, дотронуться или даже вкусить ее. Уже звякнула пряжка ремня, когда он вдруг крепко, почти до боли, перехватил ее запястья снова. Ничего не понимая, Гермиона нахмурилась в замешательстве. А Люциус вдруг встал, одним плавным движением поднял ее с дивана и, прижав к себе, вышел из гостиной. Гермиона привычно ухватилась за его шею. Она знала, куда он направляется. Наверх. В спальню.