Мерлин, теперь я знаю, зачем тебе трость, Малфой, хотя ты и не старик. Она же помогает тебе носить по жизни свое огромное «эго», Гермиона невольно шипела, но угомониться не могла.
Милая, если ты заметила, у меня огромно не только «эго»!
Чтобы акцентировать внимание на своих словах, он толкнулся бедрами вперед, заставляя ее еще сильней почувствовать реальную величину «малфоевского эгоизма». Невольно прикусив губу, Гермиона положила руки ему на грудь и наклонилась, изо всех сил стараясь выглядеть спокойной. Однако прекрасно представляла, как выглядит со стороны: закушенная губа, раскрасневшиеся щеки и абсолютно отсутствующий взгляд. Да уж, само воплощение холода и недовольства, которые она пыталась ему продемонстрировать.
Малфой! откровенный рык
прозвучал в тишине комнаты. Если ты продолжишь дразнить меня снова, то... Ой!
Выдох раздался невольно... Пока она, дурочка, отвлеклась, этот мерзавец насадил ее на себя! И заполнил так, как никто и никогда раньше.
«Черт!»
Голова невольно откинулась назад, потому что страшно хотелось избавиться от напряжения и боли, которые вызвало его бесцеремонное вторжение. И сосредоточиться только на удовольствии, только на том, что сводило с ума и вызывало желание двигаться, чтобы насытить и успокоить странный жар, который он создал в ее теле. Если бы она была монстром то вонзилась бы в его грудь когтями! Но это забылось, потому что Малфой начал двигаться.
Сильные руки заставляли двигаться навстречу, обхватив ее ягодицы: он уверенно направлял Гермиону, помогая делать это так, как хотелось бы ей самой. Невольно подчинившись, она почти легла на него, потянувшись, чтобы поцеловать пульсирующую жилку на его шее. И хотела только одного снова прильнуть к этим губам.
А теперь, малышка, хрипло произнес он, очерчивая большим пальцем ее челюсть (глаза его потемнели и ресницы, которым она почти завидовала, опустились). Давай, скользни ладошкой вниз, себе за спину, и поласкай меня. Ну же, не бойся! Ты же так любишь эксперименты...
Поначалу взглянув на него с сомнением, Гермиона поднялась, и села так, чтобы суметь сделать то, о чем он просил. Она отвела руку назад и осторожно коснулась мягкой плоти мошонки, слегка сжав ее. А в следующий миг уже наслаждалась тем, как закатились его глаза и низкий протяжный стон прозвучал в комнате. Пальцы мужа вцепились в ее бедра еще сильней, и Гермиона уже не сомневалась, что завтра она будет вся в синяках. И непременно напомнит ему об этом! Рука Малфоя невольно скользнула от лица вниз к груди. Глядя, как ритмично покачиваются эти полушария, сдержаться было невозможно. Приподнявшись на локте, он с наслаждением припал к одному из сосков.
Невольно застонав, Гермиона сжала руку чуть сильней, и это стало цепной реакцией, заставляющей двигаться их в едином ритме, в едином порыве, лаская и, одновременно наслаждаясь друг другом. Продолжая отвечать его движениям, она невольно вспомнила об экспериментах и свободной ладонью начала гладить его собственные соски. Реакция оказалась восхитительной. Оторвавшись от груди, Люциус крепко прижал ее к себе и почти простонал:
Это не последний раз, дорогая! Черт! Черт!
Он не предусмотрел, что она может сделать с ним самим!
Если будет больно только скажи...
Гермиона даже не успела осознать и обдумать его слова, когда поняла, что падает спиной на ковер. А Люциус тут же приподнял ее бедра, позволяя ему вонзаться так глубоко, как только можно.
Это было божественно! И хотя довольная ухмылка его была просто невыносима, но звуки соприкасающейся, сталкивающейся плоти были прекрасны. Больше не прозвучало ни слова. Только неясные междометия, рычание и мольбы. Пытаясь вдохнуть, Гермиона приоткрыла рот, и в тот же миг поняла, что невероятно сильный оргазм уже подбирается к ней... ближе... ближе... Все тело стало сплошным оголенным нервом, а глаза закрылись, словно она не могла признать свое поражение перед этим мужчиной. Не могла смириться с тем, что сдалась ему! И только губы продолжали бессвязно лепетать что-то.
А потом... Все взорвалось и цвет, и свет, и звук! И ей осталось только выгнуться под ним так резко, что казалось, позвоночник вот-вот хрустнет. И разломается на мелкие кусочки. Но уже скоро звук появился, и она, с удивлением, узнала свой собственный голос, и этот голос мог бы снова разбить все колбы в кабинете, если бы они уже не были разбиты чуть раньше.
Ощущая ее дрожь, Люциус чувствовал, как падает в пропасть. Он даже не осознавал, кричит он над ней или мучительно стонет, чувствуя, как эта женщина становится его... только его. Да! В следующий миг, даже не думая, насколько он крупней и тяжелей, Малфой просто обессилено рухнул на Гермиону. И уже потом устало обрадовался, поняв, что ее это не волнует.
Она не знала, как долго они лежали, обнявшись и восстанавливая дыхание, будто пробежавшие дистанцию марафонцы. Одержимость, вызванная сработавшим заклинанием, начала сходить на убыль и это радовало. Мерлин, если бы она не прошла, то их близость рано или поздно убила бы обоих. Впервые в жизни, думая о занятиях любовью, Гермиона тихо засмеялась, а не пришла в ужас, как это было обычно.