Я же дистанцировалась от всей этой стихийной сельской ярмарки. Дистанцировалась, дистанцировалась и выдистанцировалась к небольшой бухточке, заросшей лесом чуть ли не до кромки воды. Редкость на берегах архипелага - царства гор и скал. Северная весна торопилась использовать каждый погожий денек, выданный солнцем под настроение, и зелень лезла, как на дрожжах. Я вдруг физически ощутила, что в последнее время постоянно отираю где-то пыль: со скал в горах и с корявых тротуаров неказистых городков, с каменных кладок трактиров и замков, со спин нартий. Эта пыль забила уже две трети пустот моего организма. И цементируется там, в основание памятника бродячей жизни Внимающей и дворянки.
А той и другой на роду было написано прозябать в будуарах, кокетливо мечтая о дальних дорогах и ветре странствий. Естественно, в подобающих их положению условиях! А не в роли вульгарной бродяжки, вечно уворачивающейся, изворачивающейся и наворачивающей километр за километром. Если не считать острова Западня с его эльфийскими мотивами ландшафта, то все прочие достопримечательности этого путешествия можно было смело спустить в унитаз. Где уж тут наскрести настроения продолжать жизнь в том же духе хотя бы на пару кулаков? Вот на пяток кукишей - это мне удалось с блеском. Вот возьму и поднапрягусь: сберегу и выпестую этот настрой. Тогда и вправду хватит духа скрутить шею совести и удрать в цитадель к девчонкам с земли на всю оставшуюся жизнь.
Вейтел? Да ради богов! Вырастет, выучится и, пожалуйста: на все четыре стороны. Я и раньше не приклеивала деток к подолу, и нынче не слишком-то этим страдаю. И вообще, кто сказал, что жизнь замкнется на нем? Я еще могу нарожать двух-трех детишек. Времени впереди - прорва! Мне девятнадцать. Границы царства смерти не рисует даже юношеское воображение, не то, чтобы ими заинтересовался здравый смысл пенсионерки. Хотя он у меня все больше и больше скатывается в направлении омоложения и легкомыслия.
Голос Ольги прорезается, но как-то слишком избирательно. По сути, только тогда, когда к ней громче всех взывает задница с воспалившимся чутьем. Да и то, Ольга не горит желанием задерживаться в этом неприятном для нее мире дольше необходимого. Быстро оглянулась по сторонам, оценила, дала пинка в оптимальном направлении. А после, даже не отследив конца полета, смылась в глубины подсознания. Там же у нее кристально безупречные воспоминания о том Эдеме, из которого ее изгнали! Правда, и оттуда Ольга периодически пускает парфянские стрелы, талдыча прописные истины этой мокрощелке Ксейе. А та вечно где-то бегает, от кого-то спасается да кого-то спасает - когда ей заглядывать в себя?
- Кхе-кхе, - деликатно вторглась в думки Внимающей разлегшаяся на моем животе Рах.
Я открыла глаза и приподняла голову. От долгого лежания спина чуть затекла, но тревожить малышку не хотелось. Та, развернув ко мне мордаху, пристально рассматривала маску, отыскивая под ней мои бесстыжие глазки. Я невольно скосила их в сторону, уводя с линии укоризненного огня - в паре шагов от меня Тех, распластался на брюхе и караулил у цветочка пчелку. Нужна она ему была, как зайцу компас, но поэтическое настроение требовало выхода. И мой огрубевший в походах с битвами приятель отдавался ему с упоением маньяка. Высокие ушки, размякнув, плюхнулись пластом на спинку. Они даже не подрагивали, подтверждая бессмысленность охоты и отсутствие нацеленности на результат. Глаза полуприкрыты, хвост валяется на земле дохлой змейкой. Я его люблю. Я их всех люблю до чертиков! И они всегда будут со мной, несмотря на свои пристрастия и симпатии к прочим двуногим.
Внезапно уши Теха подскочили по стойке смирно и слегка развернулись, нервно подрагивая. Рах тоже напряглась, приподнимая головку и поводя носом. Я только-только успела подумать: пусть они ошибутся! Пусть это будет ложная тревога!.. И лайсаков, как корова языком слизнула. Капризное раздражение ударило в голову и приказало лежать до победного
конца. Конец и не думал задерживаться: Рах вылетела из подлеска, прыгнула мне на грудь, выбив из нее дух, и грозно насупилась. Дескать, чего разлеглась, мымра? Что за демонстрации, когда труба зовет? Я уперлась, сжав губы, зажмурив глаза и врастая затылком в травянистую кочку. Рах подобралась к самому лицу, уткнулась носиком в мой нос под маской и злобно зашипела. Однако!
Я-то ожидала законных трубных матюгов, а тут вон, оказывается, какое дело. Мы-то в засаде, язви ее. Видать, дело и впрямь того стоит, коли эти двое не обошлись простым пренебрежением. Или самостоятельным устранением проблемы, обновляя яд в зубах. Я мысленно плюнула, выругалась, перевернулась на брюхо и попыталась, было, подняться. Но Рах, собравшись в пружину у меня на загривке, предупреждающе зашипела. Ага, засада у нас прямо здесь. Никуда бегать или ползать не нужно - уже подарок. Я скосила глаза на мордочку, свесившуюся у левого виска, и проследила направление дышащего тревогой взгляда. Искомое находилось слева по курсу, где в лесных зарослях фигурировала проплешина. Там была небольшая полянка, которую мы миновали, выбираясь на бережок. Теперь она принимала неожиданных гостей. Наш картавый дедок решил устроить себе променад под сенью кустистых рощ. Подышать природой - на первый взгляд ничего криминального. Он возник на фоне проплешины, как конферансье перед занавесом. Покрутил трогательной головкой, почесал седенькую бородку, и на этом сельская идиллия отдала богам душу.