Шаги сотрясли лестницу, и я обернулась. Из темноты, словно поплавок из воды, вынырнула голова Йолты. Тете было не занимать проворства, но я боялась, что в один злосчастный вечер она свалится с крыши во двор. Я тотчас протянула ей руку, но вместо того, чтобы ухватиться за нее, Йолта шепнула:
Спускайся, пришел Иуда.
Иуда?!
Она зашикала на меня, вглядываясь в тени внизу. Незадолго до того один из солдат Антипы, тот, у которого нрав был жестче, топтался у черного входа в дом.
Брат ждет тебя в микве, еле слышно произнесла тетя. И смотри, чтобы тебя никто не заметил.
Я дала ей спуститься первой, а потом последовала за ней, вспоминая по дороге, как отец кричал, что если Иуду поймают, то Антипа казнит его.
Полупрозрачная синеватая мгла заполнила двор. Солдата не было видно, но он мог оказаться где угодно. Я слышала Шифру, которая где-то поблизости чистила жаровню. Над головой мерцали огоньками узкие окна верхних покоев. Йолта сунула мне в руку глиняный светильник и полотенце.
Да очистит Господь твое тело и дух, громко произнесла она на тот случай, если Шифра подслушивает, и исчезла в доме.
Мне хотелось перелететь через двор и ступеньки, ведущие вниз, к брату, но я подрезала себе крылышки и пошла не торопясь, напевая молитву, которой сопровождается омовение в микве. Когда я спускалась к бассейну, из цистерны до меня донесся звук, напоминающий биение сердца: кап, кап кап, кап. Казалось, что воздух в тесном подземелье сгустился. Луч поднятой лампы прочертил полосу на темной глади воды.
Иуда! тихо позвала я.
Я здесь.
Я обернулась и увидела брата у стены позади меня: знакомые красивые черты смуглого лица, быстро мелькнувшую улыбку. Я поставила лампу и обняла его. От его шерстяной туники пахло потом и лошадьми. Иуда изменился. Похудел, загорел; незнакомый мне огонь вспыхивал в его глазах.
Неожиданно на смену радости нахлынула волна гнева.
Как ты мог бросить меня на произвол судьбы? Даже не попрощался.
Сестричка, с тобой была Йолта. Иначе я бы тебя не оставил. Мое нынешнее дело важнее любого из нас. Я делаю это ради Господа. Ради нашего народа.
Отец сказал, что Антипа предаст тебя смерти! Его солдаты ищут тебя.
Что тут поделаешь, Ана? Всему свое время. Римляне топчут нашу землю семьдесят семь лет. Разве ты не видишь в этом благоприятного знака? Семьдесят семь. Нет числа священнее у Господа, и оно говорит, что пришел наш час.
Потом брат заявил, что он один из двух мессий, обещанных Господом. Иуда с детства страдал мессианской лихорадкой, которая то усиливалась, то ослабевала в зависимости от жесткости римской политики. Эта болезнь поразила почти всех в Галилее, хотя про себя я бы так не сказала. О мессиях сообщалось в пророчествах, не спорю, но действительно ли я верила, что мессия-первосвященник из дома Ааронова и мессия-царь из рода Давидова внезапно явятся рука об руку во главе ангельского воинства, спасут нас от угнетателей и вернут трон народу Израилеву? Господа нельзя уговорить даже расторгнуть простую помолвку, а Иуда предлагал мне поверить, будто Господь намеревается сокрушить могущество Рима.
Впрочем, спорить с братом было бесполезно, да я и не пыталась. По воде скользила его тень. Я стояла и смотрела на нее. Наконец я нарушила тишину:
С тех пор, как ты исчез, многое случилось. Я обручена.
Знаю. Потому и пришел.
Не представляю, откуда брат мог узнать о моей помолвке и почему это известие заставило его вернуться. Видно, причина была достаточно серьезной, раз он рискнул свободой.
Я здесь, чтобы предупредить тебя: Нафанаил бен-Ханания дьявол.
Ты поставил свою жизнью под удар, чтобы сказать мне это? Неужели ты думаешь, я не знаю, какой он дьявол?
Сомневаюсь, что ты действительно понимаешь. Человек, который занимается финиковой рощей Нафанаила, сочувствует нашему делу. Он подслушал кое-что.
Управляющий шпионит за Нафанаилом ради тебя?
Послушай мне надо торопиться. Твоя помолвка значит нечто большее, чем условия, записанные в контракте. У отца кое-чего нет, и нам это хорошо известно.
У него нет земли, кивнула я.
Едва ли не у каждого человека есть свой личный демон, ненасытный зверь, который грызет не переставая. Отцовским мучителем была мысль о владении землей. Его собственному отцу в Египте принадлежали внушительных размеров поля, на которых рос папирус, и по закону моему дяде Харану, старшему
в семье, причиталась двойная доля, а отцу всего одна. Однако же Харан тот самый жестокий родич, отославший Йолту к терапевтам, добился для младшего брата места при дворе отца Антипы, царя Ирода Великого, подальше от Египта. Моему отцу тогда исполнилось всего восемнадцать, он был слишком молод и доверчив, чтобы распознать обман. В его отсутствие Харан обошел закон и завладел и отцовской долей. Точь-в-точь история Иакова и Исава, только тут место украденного первородства принадлежало земельному наделу, сияющей отцовской мечте.
Нафанаил явился к отцу, предлагая четверть своего имения, продолжал Иуда.
В обмен на меня?
Нет, сестричка, о браке с тобой тогда никто не помышлял. Иуда смотрел себе под ноги.
Нафанаил стремился достичь влияния во дворце и был готов отдать за это большую часть своей земли. Отец уже посулил ему место в совете, где бен-Ханания мог использовать свою власть в интересах богачей и снизить сумму выплачиваемых ими налогов. Если и этого будет недостаточно, отец пообещал, что склады Нафанаила станут хранилищем собранных со всей Галилеи налогов, а также дани, которую выплачивают римлянам. Таким образом Нафанаил превратится в самого богатого человека Галилеи после Антипы. Взамен отец получит то, чего страстно желает, то, что у него украли: право называться земледельцем.