Слуга поплелся обратно к дому и через несколько минут отпер ворота.
Только она, указал он на меня.
Мы с Лави подождем тебя здесь, кивнула мне Йолта.
По сравнению с нашим, дом был не так роскошен, однако и в нем была по крайней мере одна верхняя комната и два внутренних двора, как это повелось у большинства дворцовых чиновников. Мать Тавифы, крупная женщина с мясистым лицом, подвела меня к запертой двери в задней части дома.
Дочери нездоровится. Вы можете зайти к ней на несколько минут. К счастью, с этими словами она оставила меня в одиночестве. Когда я отодвигала щеколду, сердце у меня в груди так и стучало.
Тавифа съежилась на тюфяке в углу. При моем появлении она отвернулась к стене. Пока глаза привыкали к густому, тусклому свету, я застыла, не зная, как поступить.
Все же я решилась подойти, опуститься рядом с подругой и, после некоторых колебаний, положить ладонь ей на плечо. Она обернулась, накрыла мою руку своей, и я увидела, что правый глаз у нее заплыл. На губах багровели кровоподтеки, кое-где кожа посинела, а челюсть распухла, словно Тавифа держала что-то за щекой. Рядом, поблескивая в тусклом свете, стояла золотая чаша изящной работы, полная жидкости, похожей на кровь пополам со слюной. У меня встал ком в горле.
О, Тавифа. Я притянула подругу к себе и погладила по голове. Мне было нечего ей предложить, кроме готовности сидеть рядом, пока не утихнет боль. Я здесь, журчал мой голос. Когда Тавифа затихала, я принималась напевать колыбельную, потому что больше ничего не приходило мне на ум. Спи, малышка, ночь давно. До утра так далеко, но с тобой я рядом. Я повторяла эти слова снова и снова, и наши тела покачивались в такт.
Когда я замолчала, она слабо улыбнулась мне, и тогда я заметила хвостик ткани, который нелепо торчал в уголке ее рта. Не сводя с меня глаз, Тавифа начала медленно вытаскивать окровавленную полотняную ленту, такую длинную, что ей, казалось, не будет конца. Полностью исторгнув ткань, Тавифа взяла чашу и сплюнула в нее.
На меня накатила волна отвращения, но я даже не вздрогнула.
Что случилось?
В ответ подруга разинула рот, чтобы я увидела сама. Язык точнее, то, что от него осталось, превратился в кусок изуродованной плоти. Он беспомощно извивался во рту, когда Тавифа пробовала заговорить, однако все старания не заканчивались ничем и в звуках не было никакого смысла. Я смотрела на нее в полнейшем недоумении, пока до меня не дошло: ей отрезали язык. Вот он, язык из моего видения.
Тавифа! выкрикнула я. Кто это сделал?
Ав. Аав. Красная струйка потекла у нее по подбородку.
Ты хочешь сказать «отец»?
Она схватила меня за руку и кивнула.
Дальнейшее память сохранила лишь обрывками: ошеломленная, я вскочила в отчаянии и, видимо, закричала, потому что дверь распахнулась, и вот уже мать Тавифы трясла меня, приказывая прекратить. Я отпихнула от себя ее руки:
Не дотрагивайтесь до меня! От ярости у меня перехватило дыхание. Злость когтями разрывала грудь. Какое преступление совершила ваша дочь, чтобы отец вырезал ей язык? Разве это грех кричать на улице о своей тоске и молить о справедливости?
Она навлекла позор на своего отца и на этот дом! со злостью воскликнула мать Тавифы. Сказано в «Притчах»: «А язык зловредный отсечется».
Вы изнасиловали ее еще раз, процедила я.
Однажды, после того как отец отчитал Йолту за недостаток кротости, она сказала мне: «Кротость Гнев вот что мне нужно. Не кротость». Эти слова не забылись. Я опустилась на колени рядом с подругой.
Блеск чаши снова привлек мое внимание, и решение пришло само. Я вскочила и подняла чашу, стараясь не расплескать содержимое.
Где комната вашего мужа? громко спросила я у матери Тавифы.
Она нахмурилась и ничего не ответила.
Покажите, или я сама найду.
Она не двигалась с места. Тогда Тавифа поднялась с тюфяка и повела меня в маленькую комнату. Ее мать следовала за нами, требуя, чтобы я немедленно покинула дом. В святая святых Тавифиного отца стояли стол и скамья. На двух деревянных полках хранились писчие принадлежности, головные уборы и накидки, а также три золотых сосуда, украденные, по всей вероятности, из дворца Ирода Антипы.
Я взглянула на Тавифу. Она получит от меня больше чем колыбельные: я отдам ей свой гнев. Я плеснула кровью из чаши на стены, стол, накидки и головные уборы, оросила ею золото из дворца, свитки, чернильницы и чистые листы пергамента. Я действовала точно и спокойно. Не в моих силах было наказать насильника или вернуть подруге голос, но отомстить, совершив этот единственный акт неповиновения, я могла. Пусть хоть так ее отец узнает, что жестокость не сошла ему с рук. По крайней мере, от моего гнева он пострадает.
Мать Тавифы набросилась на меня, но было уже слишком поздно: чаша опустела.
Муж проследит, чтобы тебе этого не спустили с рук! завопила она. Думаешь, он не пойдет к твоему отцу?
Скажите ему, что отцу поручили найти того, кто украл чаши Ирода Антипы. Я с радостью сообщу ему имя вора.
Она изменилась в лице и отступила. Угроза достигла цели. Я не сомневалась, что мой отец никогда не узнает о моем поступке.