Я поспешила в родительские покои, опасаясь, что меня отошлют прочь, но мне позволили войти. В лице у матери не было ни кровинки.
Лави сказал, что ты видела Тавифу. Что-то случилось? спросила я.
Она подошла к сундуку, на который мы с Тавифой однажды совершили набег, и на одно абсурдное мгновение я решила, что дело в давней провинности: мать просто-напросто обнаружила следы нашего мародерства.
Видно, чему быть, того не миновать, сказала она. Все равно ты узнаешь. Уже весь город полнится пересудами. Бедный ее отец
Пожалуйста. Скажи мне.
Я наткнулась на Тавифу на улице возле синагоги. Она устроила страшную кутерьму, причитала, рвала на себе волосы, кричала, что один из солдат Ирода Антипы заставил ее возлечь с ним.
Я не могла взять в толк. Заставил ее лечь?..
Тавифу изнасиловали?
Я обернулась. Голос, раздавшийся позади нас, принадлежал Йолте. Она стояла в проеме двери.
Обязательно использовать это вульгарное слово? скривилась мать. Она скрестила руки на груди с самым решительным видом, на плечи ей ложились утренние тени. Неужели только это и волновало мою матушку? Грубость сказанного слова?
Мне стало трудно дышать. Я открыла рот, и комнату наполнил странный вой. Тетя молча подошла и обняла меня. Даже мать не стала меня отчитывать.
Но почему
Почему она прямо на улице сообщала каждому встречному и поперечному о своем несчастии? перебила меня мать. Кто знает? А именно так она и поступила, воспользовавшись тем же грубым словом, что и твоя тетя. Она выкрикивала имя солдата, плевалась и сыпала самыми отвратительными проклятиями.
Она неправильно поняла: меня интересовало вовсе не то, почему Тавифа выплеснула свою ярость посреди улицы; я была рада услышать, что она обвиняла своего насильника. Почему вообще случаются такие ужасы вот что было для меня загадкой. Почему мужчины творят такие зверства? Я вытерла лицо рукавом. Все еще не придя в себя от потрясения, я вдруг отчетливо увидела Тавифу в первый день нашего возобновленного знакомства, когда я была так груба с ней. Отец говорит, что у меня слабый ум и слабый язык, сказала она мне тогда. «Отец говорит, что умом я слаба, а язык у меня и того хуже». По всему выходило, что язык ее был не слабым, а грозным орудием.
Мать, однако, не унималась:
Мало того что она устроила представление, осыпая проклятиями солдата; она обрушилась и на собственного отца, когда он попытался заткнуть
ей рот. Досталось и тем, кто пытался проскользнуть мимо, закрывая уши. Конечно, положение у нее отчаянное, и мне жаль ее, но она покрыла себя позором. Навлекла бесчестие на своего отца и жениха, который теперь наверняка расторгнет их помолвку.
Воздух вокруг головы Йолты наэлектризовался.
Ты слепа, Хадар, да и глупа в придачу.
Мать, не привыкшая к такому обращению, сощурила глаза и задрала подбородок.
На Тавифе нет позора! почти рычала Йолта. Позор на том, кто ее изнасиловал.
Такова уж мужская природа, зашипела на нее мать. Похоть сильнее рассудка.
Тогда пусть отрежет себе яйца и станет евнухом! парировала Йолта.
Вон! коротко бросила мать, но тетя не сдвинулась с места.
А где Тавифа сейчас? спросила я. Я пойду к ней.
Нет, не пойдешь, возразила мать. За ней пришел отец и отволок ее домой. Я запрещаю тебе видеться с ней.
Остаток дня прошел невыносимо тоскливо. Мать до вечера продержала меня в родительских покоях, пока они с Шифрой перебирали рулоны ткани, пряжу и груды нелепых безделушек, предназначавшихся мне в приданое. Это занятие сопровождалось на редкость пустой болтовней о подготовке к церемонии. Слова лились бесконечным потоком, но я едва слышала их. В голове у меня застыл крик.
Когда пришло время спать, я улеглась поверх покрывала на кровать и, подтянув колени к груди, сжалась в комок.
Все мои сведения об изнасиловании были почерпнуты из Писания. В нем фигурировала неназванная наложница, которую изнасиловали, убили, а потом разрезали на куски. Еще была Дина, дочь Иакова, которую обесчестил Сихем. Фамарь, дочь царя Давида, была поругана единокровным братом. Обо всех жертвах я собиралась когда-нибудь написать, а теперь к ним прибавилась Тавифа, отнюдь не забытая всеми тень, промелькнувшая в тексте, а девушка, которая пела, заплетая мне волосы. Кто отомстит за нее? Никому не воздалось за гибель безымянной наложницы. Иаков не покарал Сихема. Царь Давид не наказал сына.
Ярость бушевала во мне с такой силой, что я не могла лежать, свернувшись в клубок.
Я тихонько прокралась к Йолте и улеглась на пол рядом с ее тюфяком. Я не знала, спит ли она, и чуть слышно шепнула:
Тетя?
Она повернулась ко мне. В темноте можно было разглядеть лишь отсвечивающие голубым белки глаз.
Утром надо найти Тавифу, сказала я.
XVIII
Мы с тетей пришли выразить наше участие Тавифе, объяснила я ему.
Он изучающе оглядел нас, потом произнес:
Ее мать распорядилась никого к ней не пускать.
Тогда выступила моя тетя.
Доложи матери, что пришла дочь Матфея, главного писца Ирода Антипы, под чьим началом служит ее муж, резко скомандовала она. Скажи, что Матфей будет оскорблен, если его дочери откажут.