Признаться, уезжая, Роджер уже знал, что места себе не найдет от тревоги за нее. Конечно, за те дни, которые он проведет в Гельстене, она может хотя бы отдохнуть от него... Но ведь она будет без присмотра, и кто знает, что придет ей в голову.
Первое время он и на кладбище ходил за ней. Их сына схоронили за оградой церкви, с убийцами и самоубийцами, совсем рядом с лесом мало ли, кто там шатается. Но однажды Тереза заметила его и пригрозила, что нарочно сбежит в самую чащу, если он еще раз за ней "увяжется". Пришлось прекратить.
И сейчас позвонить бы но ведь она бросит трубку, как только услышит его голос. Разве не звать ее, а только уточнить у горничной, Лотти, все ли в порядке...
Лотти доложила, что Тереза уезжала на прогулку, но вернулась довольно быстро, слушала граммофон и читала. В общем-то, подавленной не выглядела. Этого и следовало ожидать. Терезе без него было легче, и если бы всё только от него зависело, он уже освободил бы ее. Если бы еще был уверен, что в одиночку она справится...
Она так хотела быть сильной и всегда была, сколько он ее знал. Хотя официально женщинам разрешили изучать юриспруденцию еще десять лет назад, студентки у них в университете были редким явлением. Первых из них встречали дикими выходками. вроде впущенных в аудиторию овец. Но находились те, кого было не запугать. В тот год пришло сразу три девушки. Тереза, конечно, выделялась среди них: самая красивая и самая дерзкая. Если ее подруги добросовестно конспектировали лекции и пикнуть боялись без спроса, она держалась так, точно была с радостью готова дать бой всему миру.
Скажите, помнится, звонко спросила она однажды, почему, изучая Законы двенадцати
таблиц, мы не осуждаем римлян за грубость по отношению к женщинам? Разве не пора открыто сказать, что римляне, пусть и внесли огромный вклад в культуру и в ту же юриспруденцию, к женщинам относились преступно?
Он тогда в задумчивости остановился у окна, загляделся на толстую ворону, под которой раскачивалась ветка рябины с пышными огненными кистями.
А вам не кажется, мисс Джилрой, что это слишком очевидный факт, чтобы заострять на нем внимание? В конце концов, отношение к женщинам сейчас меняется в лучшую сторону, вы имеете больше возможностей, чем ваши бабушки и матери...
Подачка с барского плеча, Тереза сам повела плечом, красиво обрисованным складками фисташковой блузки, откидывая каштановую шелковистую косу. Нас всего три, так что рано говорить о том, что мы далеко ушли от древних римлян. Большинство людей даже не понимает, что от них следует уходить. Посмотрите вокруг: сейчас все мои однокурсники смотрят на меня с презрением, а почему? Потому что я, женщина, посмела открыть рот! И я думаю, так и будет продолжаться, покуда все делают вид, что те, кто раньше открыто выражал презрение к женщинам, не были неправы. И потом, это просто несправедливо: тех, умерших давно, женщин, оскорбили, но мы этого не признаем...
Наверное, было неправильно, что, пока она говорила, Роджер невольно отмечал, какие у нее алые губы, точно она ела землянику, и какой фарфоровый румянец заливает ее нежные щеки. Должно быть, она надеялась, что он воспримет ее более серьезно: так ищуще она вперилась ему в лицо своими смелыми черными глазами. Да, стыдно признавать, что его чувство к ней началось с грубой страсти. Может быть, и справедливо, что в конце концов Тереза возненавидела его?
Они с Айрини договорились встретиться на следующее утро; в девять она ждала его в вестибюле гостиницы. Лицо ее было необычайно серьезным и сосредоточенным.
Если ты согласишься, то, пока всё оформляется, девочка поживет у нас. Отец и мама не против, Флора тем более. Это, знаешь ли, она и предложила. Ты уже сказал Терезе, чтобы она подготовила детскую?
К крайней досаде Роджера, он не подумал об этом. Предусмотрительность никогда не была его сильной стороной. Но вообще, конечно, заставлять Терезу сейчас подготавливать детскую ничего более жестокого невозможно себе вообразить. Стоит ли им вообще брать эту девочку, не ранит ли Терезу само ее появление?
Айрини подозрительно посмотрела на него.
Только не говори, что передумал. Я не верю, чтобы ты бросил ребенка на произвол судьбы.
"Знала бы ты, что я сделал с собственным ребенком..." Их малыша, чтобы вытащить, пришлось разрезать на части Роджер содрогался при одной мысли об этом. Однако глаза Айрини загорелись таким мрачным огнем, что он поспешил оправдаться:
Девочка сама может не захотеть куда-то отправиться со мной. Она видит меня в первые в жизни. И может быть, надеется на возвращение брата.
Племянница только фыркнула.
Его уже искали, он не объявляется! И куда бы он ее потащил? В колонии, чтобы она умерла от лихорадки уже через месяц?
Он любил Айрини, она трогала его горячим неравнодушием, так отличавшим ее от сдержанной Сабины и отстраненного Сесила. Но порой ее настырность и стремление решать за других, как им лучше, утомляли, да и тревожно за нее было: не все ведь будут терпеть, Айрини предстоит немало жестоких уроков.
...Приют недавно переселили в новое здание: Гельстен обрастал такими со всех сторон, кроме, разумеется, той, что выходила к морю. На вкус Роджера, эти здания напоминали корпуса фабрики, разве что уменьшенные; счастье еще, если их кирпичные стены догадывались покрасить в более светлый оттенок. Приют покрасили в светло-желтый, но краска быстро отсырела. Зайдя с Айрини внутрь, Роджер успел заметить, пока они шли к директрисе, что освещение здесь газовое не безопасно для детей из щелей отчаянно дует, а по полу шелестят лапками мыши. С другого конца коридора, где, видимо, была столовая, доносился запах кислой капусты.