Черт, видимо, Люциус был в палате, когда она пришла!
Отец тебе
Нет. Мы с ним мило побеседовали.
Драко очень не нравится, как покраснели щеки Гермионы. То, что она прячет глаза, тоже дурной знак.
Ты недоговариваешь, констатирует факт он.
Всё даже лучше, чем могло быть, Драко. Я не приложила его Ступефаем, он не обозвал меня грязнокровкой. Хоть каждому из нас хотелось сделать именно это.
Ругательство настолько просто слетает с ее уст, что Малфой даже не морщится. Гермиона много раз объясняла, что это он рос в мире, где «грязнокровка» бранное слово, а для нее оно всегда звучало глупо. О составе крови она имела представление с детства издержки взросления в семье медиков.
В ее шутке попытка увести разговор в сторону. Драко чует неладное, но понять, что произошло между отцом и Грейнджер, не может.
Чем ты занимался перед тем, как лег спать? так происходит всегда. Гермионе очень быстро надоедает ходить вокруг да около, она бросает игры в дипломатию и спрашивает в лоб.
«Признавался тебе в любви на карточке с твоим именем».
Рассматривал вкладыши от шоколадных лягушек, отвечает он пространно.
Ты колдовал?
Серьезно? Почему сразу не спросить, справлял ли он нужду и сколько раз? Он пока не настолько беспомощен, чтоб отчитываться за каждый чих.
Бросил Заглушающее на дверь. Жутко раздражал звук, цедит Драко сквозь зубы и добавляет: Даже не знаю, почему не сделал этого раньше.
Драко в ее голосе опасение.
Он вскидывает на Гермиону потрясенный взгляд, осознавая. Черт! Совершенно вылетело из головы, что на дверь палаты наложены защитные чары больницы и колдовать над ней нельзя, чтобы не сбить их.
Забыл, он знает, что не сумел скрыть страх. Проклятие бьет по памяти? Драко в очередной раз молит Салазара позволить ему умереть от изменения состава крови. Он не хочет терять себя. Было бы славно забыть много всего, но с некоторыми воспоминаниями он не согласен расстаться. Ни за что.
Думаю, это усталость. Не паникуй, вопреки словам сама Гермиона паникует. Ей не обмануть Малфоя. У тебя вчера был тяжелый день. Еще и это Теперь понятно, почему твоя магическая энергия почти на нуле и почему я твой разговор с отцом услышала.
Это «услышала» называется «подслушала», но дразниться лень. Пульсация опять становится интенсивнее и раздражает. Что за дракл!
Ты всю ночь подпитывал
магией чертову дверь. Чем ты думал?
Осталась бы вечером подольше смутить Грейнджер самый легкий способ прекратить ее нотации. Она не просто краснеет, она пугается. Думать о том, что его вчерашнее поведение вызывает в ней страх, неприятно, поэтому Драко решает вежливо сменить тему: К кому тебя вчера вызвали?
Сати родила. Девочку, улыбается Гермиона самой особенной своей улыбкой, той, которую Драко любит немножко больше, чем остальные. С этой улыбкой она говорит про рожениц, с этой улыбкой она смотрит на Скорпиуса и выводок Поттера. Малфой сделал бы все, чтоб она смогла так смотреть на собственного ребенка, но некоторые последствия длительного воздействия Круциатуса на женщину необратимы.
Сати молодец, изображает эмпатию Драко. На самом деле ему глубоко неприятна истеричная девица, до седьмого месяца размышлявшая об аборте. И ты тоже, а вот это искренне. Чтобы она не начала отрицать свое участие, Драко снова перепрыгивает на другое: Что еще нового?
Аврора одержима очередной бредовой теорией. Иногда мне кажется, что ей стоит не целительством заниматься, а фантастические романы писать. Человек, изучавший магловскую медицину, не должен всерьез говорить о родстве раковых клеток с проклятиями крови и лечении подобного подобным.
Как она хочет ограничить разрушительное воздействие темной магии раковыми клетками?
Никак. Вредоносная магия разыщет вредоносные структуры. Цитата. Всё, чего она добьется, стремительного регресса, если не мгновенной смерти.
Речь про Меду? Драко знает, что тема болезненная. Гермиона считает состояние миссис Тонкс личным провалом. Не то чтобы сам Драко считал иначе. Два именитых колдомедика упустили начало смертельного заболевания у близкого человека. И ведь Андромеда жаловалась на быструю утомляемость и боли, и ведь предлагали ей обследоваться... Она отмахивалась, мол, старость, а ни Драко, ни Гермиона не настаивали всегда отвлекало что-то более срочное, отвлекала угасающая Тори... Когда Меда обратилась в Мунго, было поздно назначать лечение. Любое радикальное вмешательство с высокой вероятностью гарантировало летальный исход.
Да.
Что-то еще?
Грейнджер пожимает плечами. В молчании очередная недомолвка, она о чем-то не хочет говорить. Драко продолжает сверлить ее взглядом, вскинув бровь.
Ладно. Ты и сам это рано или поздно прочитаешь. Этот американец Браун он совсем не туда ушел.
На самом деле Драко уже читал (аккурат перед процедурой развода), но помнит фрагментарно. Браун смелый теоретик от колдомедицины, не страдающий излишним человеколюбием. От мысли, что он лечит живых людей, становится не по себе.
Боюсь, как бы его выкладки не отразились на заключении.
Будто он не понял, к чему клонит Грейнджер. Одно дело паясничать перед Люциусом, другое понимать, что мировое колдомедицинское сообщество может не одобрить его действия.