Ещё Линник побеседовал с соседями, знакомыми, коллегами и бывшей женой Нильского. Они все как один утверждали, что Георгий Владимирович человек спокойный, добрый, отзывчивый и никогда никому ничего плохого не сделал.
Многие из опрошенных Линником людей говорили, что Нильский очень близко дружил с администратором торгового центра Клюгиным Игорем Борисовичем и что он может о нём многое рассказать. Линник попытался с ним связаться и узнал, что Клюгин, много лет болеющий депрессией, три дня назад совершил самоубийство, повесившись в собственной квартире. Он написал записку, в которой просил никого не винить в своей смерти.
Два месяца до этого Клюгин провёл в гостях у своей матери в деревне, а, значит, к убийству семьи Смирновых напрямую он не мог иметь отношения. Поздним вечером того дня он пять раз звонил Нильскому, но, видимо, понял, что это бесполезно.
Опять же только чутьё подсказывало Линнику, что это самоубийство как-то связано с убийством Смирновых, но эту связь ему никак не удавалось найти.
* * *
Вынужден вам сообщить, что ваш друг, Клюгин Игорь Борисович, в воскресенье совершил самоубийство, проговорил Линник, пристально наблюдая за реакцией Нильского.
Что?! Нильский, судя по всему, очень удивился.
Вы всё услышали.
Да Услышал. Но Он же поехал в гости к матери! Они три года не виделись Как же так?
Я не знаю. Он вернулся, а потом повесился, ответил Линник и увидел, что в глазах у Нильского уже стоят слёзы, а его подбородок задрожал.
Не выдержал Нильский еле слышно всхлипнул.
Чего не выдержал? спросил Линник.
Болезни. Он был очень болен. Вот и не выдержал, Нильский потёр двумя пальцами переносицу, снова всхлипнул и добавил: наверное, он сделал глубокий вдох, и ему удалось справиться со слезами.
Да, именно это он и написал в своей предсмертной записке. И просил никого не винить в своей смерти.
Ужас, коротко прокомментировал услышанное Нильский.
Как вы думаете, Георгий Владимирович, Клюгин мог быть как-то связан с убийством семьи Смирновых?
Как?!
Об этом я у вас и спрашиваю.
Не представляю, чтобы Клюгин был хоть как-то связан с этим убийством. Или с каким-нибудь другим убийством. Он бы и мухи не обидел! Да и стрелять он не умел. Стихи вот писал, фотографией увлекался Постоянно что-то фотографировал: цветы, кошек, собак, облака, меня, моего сына, себя Нильский улыбнулся воспоминаниям. Очень светлый был человек. Был. Какой кошмар
* * *
Максим Смирнов вчера скончался в больнице, сообщил Линник.
Кто? совершенно бесцветным голосом спросил Нильский.
Максим. Смирнов. Один из потерпевших. Мы меняем формулу обвинения, и теперь вы обвиняетесь в совершении убийства четырёх человек.
Ладно, ответил Нильский и отвернулся к окну. За окном крупными пушистыми хлопьями шёл снег.
У вас есть по этому поводу какие-нибудь заявления? Пожелания? Жалобы?
Нет. Ничего нет, медленно проговорил Нильский. У меня больше ничего нет И никого, добавил он.
«А не надо было людей убивать», подумал Линник, но вслух ничего не сказал. Он проверил все возможные версии, отработал множество связей Нильского, тщательно изучил всю его жизнь, проанализировал вообще всё, что имело или могло иметь отношение к убийству семьи Смирновых, и понял, что ничего не указывает на то, что это убийство мог совершить не Нильский. Ничего, свидетельствующего в его пользу, он так и не нашёл. Были, конечно, те самые «незначительные отличия» в лицах убийцы и Нильского, но их можно было просто объяснить дефектами видеосъёмки, а сложные объяснения находились в области ненаучной фантастики.
Да, ответ на вопрос о мотивах этого убийства так и остался открытым, и их, наверное, можно было выяснить в ходе допроса Нильского, но он продолжал настаивать на своей невиновности, хотя в последнее время делал это не так уж активно. Он сильно похудел, стал вялым и безразличным ко всему и, как доложили Линнику, часто отказывался от еды и целыми днями лежал на койке в камере следственного изолятора, уткнувшись лицом в стену. Он ничего не читал, никому не писал, ни на что не жаловался и даже почти не встречался со своим адвокатом, кажется, окончательно впав в отчаяние.
Давайте ещё о чём-нибудь поговорим, вдруг предложил Нильский. Хотя бы полчасика!
Зачем? удивился Линник.
Мне осточертела камера. В ней очень холодно. И окно слишком высоко. Виден только небольшой уголочек неба. И слишком шумно.
Шумно? В одиночной камере?
Там что-то рядом строят, объяснил Нильский. Постоянно то перфоратор стучит, то болгарка воет. Однажды мне охранник по секрету сказал, что там строят специальный расстрельный блок Для меня, он слегка улыбнулся.
Нет, расстрельный блок строят совсем в другом месте, машинально возразил Линник и тут же решил, что обсуждать такую тему с обвиняемым совсем не этично, и хорошо, что тот согласился на эту беседу без адвоката.
Интересно, что же там тогда строят, вздохнул Нильский, и по его голосу было понятно, что у него интерес вообще больше ничего не вызывает.
Оба замолчали. Линник тоже посмотрел в окно. Снег усилился.
Наверное, суд уже скоро? спустя минуту спросил Нильский.