Отлично, сказал Том, передавая чашку пахучего чая. Послушаем.
Я собрался с мыслями и представил страницу, которую Том велел мне заучить. Стишки хорошо запоминаются, и я стал читать с воображаемого листа:
Я читал без запинки, мне нравилось разыгрывать дерзкого сатану. Некоторые строчки было особенно здорово орать:
Еще лучше, сказал я самоуверенно. Вот так:
Я постарался вспомнить, на чем он меня сбил, и продолжил:
Довольно! вскричал Том, прищелкивая языком и тряся головой. Даже чересчур. Не знаю, что на меня нашло. По крайней мере, я задал тебе стоящий отрывок.
Ага, сказал я. Сразу понятно, почему Шекспир предпочитал Англию другим штатам.
Да он был великий американец. Может быть, величайший.
А что такое ров?
Ров? Большая канава вокруг какого-нибудь места, через которую трудно перебраться. Сам не мог сообразить из текста?
Мог бы не спрашивал. Старик хихикнул:
Я слышал это слово в прошлом году на ярмарочке, дальше от побережья. Один фермер сказал: «Выроем вкруг амбара ров». Я даже удивился. Однако странные словечки нет-нет да всплывут. Раз на толкучке я подслушал, что кого-то собираются «обморочить». А кто-то сказал, что цены у меня «флибустьерские». Или вот еще «ненасытный». Удивительно, как слова проникают в разговорную речь. Что брюху беда, то языку радость. Понимаешь, о чем я?
Не-а.
Ты меня удивляешь.
Он с трудом встал, снова наполнил чайник, повесил над очагом и подошел к одной из книжных полок. В доме у него почти как во дворе горы всякой рухляди, только мелкой: часы, некоторые даже ходят, битые фарфоровые тарелки, собрание фонарей и ламп, музыкальная машинка (иногда он ставит пластинку и крутит тощим пальцем, нам велит прижать ухо к динамику, откуда шепотом доносятся отрывки музыки, а сам приговаривает: «Вслушайтесь! Это Героическая симфония!«, пока мы не скажем ему заткнуться и дать нам послушать), однако большую часть двух стен занимают полки со штабелями ветхих книг. Обычно у старика не допросишься, но в этот раз он сам вытащил книжку и бросил мне на колени.
Почитай теперь вслух. От того места, которое я отметил.
Я открыл заплесневелую книжицу и начал читать занятие, которое и сейчас требует от меня огромных усилий, но доставляет огромную радость:
«Справедливость сама по себе безвластна; от природы главенствовать дано лишь силе. Привлечь последнюю на сторону справедливости, дабы посредством силы справедливость могла управлять, задача государства, безусловно сложнейшая, с чем вы согласитесь, если размыслите, какой безграничный эгоизм дремлет в груди почти каждого человека; и что многие миллионы людей, подобным образом устроенных, необходимо удерживать в границах мира, порядка и законности. Учитывая это, приходится дивиться, что мир в целом так спокоен и законопослушен, как мы это наблюдаем (В этом месте старик хохотнул) каковое положение, впрочем, достигается лишь действием государственных механизмов. Ибо единственное, что может дать немедленный результат, есть физическая сила, поелику только ее людям обыкновенно свойственно понимать и уважать»
Эй! Николен ворвался в дом, как сатана в Божью опочивальню. Убью на месте! орал он, наседая на старика.
Том вскочил, крича:
Попробуй! Так тебе и удалось! и они закружили по комнате. Стив держал старика за плечи на расстоянии вытянутых рук, и тот никак не мог дотянуться до обидчика.
Чего забиваешь нам голову враками, старый хрен? вопрошал Николен, в неподдельной злобе тряся Тома за плечи.
А ты чего врываешься в дом как чумовой? К тому же, теряя вкус к обычной перебранке, что я сказал не так?
Стив фыркнул:
А что ты говоришь так? Наплел, будто покойников хоронили в серебряных гробах. Теперь мы знаем это враки. Вчера ночью ходили в Сан-Клементе, раскопали могилу и нашли пластмассу.