Я поворачиваю голову, и сердце сжимается.
Академия. Она погрузилась во
тьму. Экранные панели потухли, резервные батареи исчерпаны, силовые линии больше не пульсируют энергией. Огромный корпус дрейфует в космосе, недвижимый и пустой. За иллюминаторами сплошная чернота, ни проблеска огня, ни следа движения. Внутри темные коридоры, мертвые системы, последний воздух, который с каждой секундой все сильнее остывает.
Там, в самом большом зале, прижавшись друг к другу, сидят студенты. Сто человек: выдающиеся умы, храбрые сердца. Они ждут чуда и надеются, что это еще не конец.
Наверное, кто-то просто молчит, сжав кулаки, кто-то нервно проводит в уме расчеты, кто-то прикрывает глаза, стараясь не думать о том, сколько времени у них осталось. Они тревожно перешептываются и нежно обнимают друг друга. Наверное.
Волнение накрывает меня резко, как удар током. Я задыхаюсь, хотя знаю, что кислорода пока достаточно. Легкие сжимаются, руки дрожат, пальцы судорожно стискивают систему регулировки давления. Паника убьет меня быстрее вакуума! Надо взять себя в руки. Дышать ровно. Дышать. Сотня студентов ждет своего конца в сердце «Хаос-Вектора», прижавшись друг к другу. Им тоже страшно, но они хотя бы есть друг у друга. А я Я одна в этом бесконечном, холодном космосе.
Рывок. Меня тащит назад. Я с трудом переворачиваюсь и вижу, как мой резервный баллон кислорода медленно отплывает в сторону.
Нет, нет, нет. Он не должен был отсоединиться! Как я могла это допустить?
Паника в невесомости это не просто потеря контроля, это цепная реакция, которая приводит к самым нежелательным последствиям. Встроенная в шлем система управления реагирует на движение глазных мышц, позволяя взаимодействовать с интерфейсом без использования рук. Технология разработана для ситуаций, когда манипуляции ограничены или невозможны. Сенсоры фиксируют направление взгляда, анализируют заданные траектории и активируют команды, полностью заменяя тактильный ввод. В экстренных ситуациях это спасает жизнь. Но не в моем случае.
Непроизвольное сочетание направлений вверх, влево, короткая фиксация, резкий скачок вниз, и система распознала код экстренной замены кислородного блока. На дисплее вспыхивает иконка сброса, и, прежде чем осознание догоняет последствия, баллон отсоединяется.
Я не сразу понимаю, что произошло.
Тяну руку, пальцы почти касаются металла, но едва ощутимый толчок, и баллон уплывает дальше. Любое движение в невесомости отзывается для новичка непредсказуемыми последствиями. Закон сохранения импульса, проклятье Ньютона. Я замираю, пытаясь стабилизироваться.
Смотрю на страховочный трос. Он последнее, что соединяет меня с кораблем. Если я его сброшу, меня ждет свобода. Не слишком ли громкое слово для ледяного забвения? Как говорил Хокинг, «во Вселенной нет ни начала, ни конца только бесконечный путь в неизвестность».
Вскрываю предохранитель, отпускаю страховку. Крепление размыкается, и теперь я зависаю в вакууме, свободная, но совершенно беспомощная. Баллон все еще дрейфует прочь.
Я толкаюсь, но невесомость делает движения бессмысленными. Любой резкий рывок порождает отдачу, и меня уносит назад. Я сжимаю зубы, напрягаю мышцы, вспоминаю теорию. Контролировать движение в вакууме не инстинкт, а расчет. Если двигаться слишком импульсивно, можно пролететь мимо.
Станция становится все более недосягаемой. С каждой секундой расстояние между нами растет. Баллон ускользает в одну сторону, я в другую. Прости, дорогая Вселенная, за этот неотсортированный мусор. Я не дышу, бездумно барахтаюсь в пустоте, легкие скованы, а сердце стучит в груди так оглушительно, что заглушает голос разума.
Теперь я часть космоса. Дрейфую к своей гибели, благо мучиться придется недолго. Ожидание конца мне знакомо, но почему эта короткая, случайно подаренная вторая жизнь оказалась такой желанной? Вселенная не ограничена стенами, только горизонты сменяют друг друга, открывая новые возможности. Тогда, может быть, и моя жизнь никогда не была загнана в рамки? Я сама рисовала их, не подозревая, что за ними бесконечность.
Воздух становится плотнее, легкие все еще работают. Я делаю глубокий вдох, но он не приносит облегчения. Паника накатывает вновь. Я пытаюсь вдыхать чаще, но только ухудшаю ситуацию чем резче дышу, тем больше кислорода трачу.
Грудь сжимается. Голову будто стягивает тугая повязка. Пальцы холодеют, в ушах нарастает гул, как будто вдалеке ревет океан.
В глазах темнеет, будто кто-то плавно приглушает свет. Я больше не вижу сияющих просторов, но напоследок замечаю движение.
Это не иллюзия, не игра воображения. Мое сердце пропускает удар. Я не могу отвести взгляд. Его образ затмевает сознание.
Он двигается уверенно, следуя намеченной в голове траектории. Он привык побеждать пространство и время. Его тело непревзойденно контролирует инерцию, каждый толчок просчитан, каждый маневр выверен до миллиметра.
Я не успеваю даже моргнуть, как он оказывается рядом.
Вольфрам. Мой личный сорт адреналина.
Он подтаскивает меня за ремень на груди, его хватка железная. Здесь, в вакууме, нет места ошибке. Вольф действует без колебаний: отстегивает трубку подачи воздуха от своего баллона, подносит мне, проверяет соединение. Его движения отточены, словно он проделывал это сотни раз.