Господа, сказала она, кто из вас родился в Гноггигнугги?
Я внимательно следил за выражением их лиц. В наибольшей степени меня интересовал сосед Бедари по комнате, чьи показания были самыми подозрительными и опасными для нашего подопечного.
Но после мучительно долгой паузы со своего места поднялся Тизарт. Лицо его было смертельно бледным.
Я родом из Гноггигнугги, произнес он хриплым голосом. Но, клянусь, я не писал этого письма. Я вижу его впервые.
Переглянувшись с обвинителем, также растерявшимся от происходящего, брибдинг позволил Тизарту сесть на место, а Глюмдальклич велел продолжать. Девушка смотрела на меня, я на нее. Окончание этой маленькой сценки меня ошеломило не меньше, чем мою нянюшку, поскольку Тизарт казался мне наименее подозрительным. Теперь же получалось, что каждый из трех свидетелей мог оказаться истинным преступником. Зитери явно лгал, очерняя Бедари. И причиной тому было соперничество за внимание Глюмдальклич. Разумеется, он мог и не быть виновным в убийстве Цисарта между ними не было никаких счетов. Но воспользоваться ситуацией и подставить ножку сопернику в лице Бедари он решился. Даргири ненавидел Цисарта и был не в ладах с Бедари. Что же касается Тизарта, то он единственный мог написать найденное письмо так, как оно было написано. Причиной же для убийства могли быть какие-то конфликты по службе, ведь Цисарт был непосредственным командиром и Тизарта.
Таким образом, подозрительны были все трое, но в наибольшей степени Даргир, затем Тизарт и в последнюю очередь Зитери. Сговор тоже мог иметь место. Словом, мы оказались в затруднительном положении. Но я надеялся найти выход из него.
Глюмдальклич обвела зрителей тем же растерянным взглядом.
Правда, прошептала она. Разве уроженцев Гноггигнугги в столице меньше, чем Снотиснути? Вот и Кариллич, и Ноффани, и Мирлич
Меня словно кто-то сильно толкнул. От неожиданной мысли закружилась голова. Не дожидаясь, пока Глюмдальклич снова обратится ко мне, я воскликнул изо всех сил, чтобы мой слабый голос достиг слуха короля:
Подписано ли письмо? Чье имя стоит в конце?
Разумеется, не подписано, снисходительно ответил обвинитель. Разумеется, не мне, а брибдингу. Подсудимый не хотел навлекать на себя лишних подозрений.
Ваше величество, воскликнул я, но ведь в таком случае это письмо вряд ли может считаться столь важной уликой! В нем ни слова не говорится о поединке, оно не подписано ничьим именем! Мало того, ваше величество, нет никаких указаний на то, чтобы считать автором письма мужчину, а не женщину! И в этом случае мы имеем дело не с вызовом на поединок, а с назначением любовного свидания!
В судебной палате воцарилась глубокая тишина. И, воспользовавшись этим, я обратился к фрейлине Мирлич:
Госпожа Мирлич, ведь это вы написали письмо фрисканду Цисарту?
Растерявшаяся фрейлина
Только меньше убийце нужно было, чтобы Бедари пришел на место преступления и навлек на себя подозрение в убийстве фрисканда. Поэтому в его вине дурмана оказалось много меньше, чем в питье фрисканда Цисарта.
Обвинитель нахмурился, но ничего не сказал.
Как ты пришел к таким выводам, Грильдриг? нетерпеливо спросил король.
Прежде всего, сапоги Цисарта, в отличие от кафтана, не несут следов травяной зелени, ответил я. В этом я легко убедился, когда осматривал тело покойного. Вернее, каблуки и подошвы чисты, а вот носки сапог испачканы. А во-вторых тут я замолчал на минуту и подошел к двум охапкам травинок, которые по моему знаку Глюмдальклич выложила на край стола. Каждая была размером с небольшой сноп, какие можно видеть в английских полях во время сбора урожая. Только снопы эти состояли всего лишь из травинок, собранных мною на лужайке.
Вы бы не смогли разглядеть, насколько отличаются эти травинки, сказала Глюмдальклич, обращаясь к обвинителю. Но Грильдриг это сделал и покажет нам.
Я кивнул.
И те, и другие травинки были сломаны, когда кто-то прошел по лужайке. Иные сломаны так, что понятно на них наступили, я показал на правую охапку. Другие же, я перешел к левой, скорее, не сломаны, а согнуты. Вкупе с испачканными носками сапог господина Цисарта это указывает на то, что некто с тяжелой ношей приходил на лужайку и что его ношей было именно тело бесчувственного фрисканда.
И как же, по-твоему, был опоен фрисканд? спросил с недоверчивым видом августейший судья.
По моему знаку Глюмдальклич поставила на столик справа от меня кубок из комнаты Бедари. Я подошел к кубку. Похлопав по изящной ножке она была толщиною с небольшую колонну, я сказал:
Тут на самом дне сохранилась высохшая капля вина, которое пил в тот вечер дригмиг Бедари. Забравшись туда, я лишился чувств ведь для меня нужно гораздо меньше дурмана, чем для я запнулся. Чем для нормального человека. Слабые испарения способны погрузить меня в сон.
Даже если мы поверим в то, что в вино примешан подозрительный настой, возразил обвинитель, это имеет отношение к дригмигу Бедари, но никак не к убитому.
Имеет и к Цисарту, ответил я. Я докажу, с этими словами я развязал мешок и вытащил из него кусок травинки, на котором красовалось большое бурое пятно. Эту травинку я срезал во время осмотра места преступления. Там, где лежал убитый фрисканд. А точнее там, где находились его губы.