Донн.
Проснулся Иван.
Пошевелиться не может: так замерз, что ног, рук не чувствует. Тишина вроде. Но вдруг слышит голоса, гдето внизу переговариваются. «Надо было поспать перед выходом хоть часа три, надо было Пришел стрелок долбанный. С «эсведехи» бьет, как я и думал». И вдруг нашло на Ивана такое верное, неудержимое, когда знаешь, что все получиться, что твой верх сегодня будет, что тебе нынче повезет, а не врагу твоему.
Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить. Да плевать! Как ста чертям везет, как тысячам!! Не бзди, Петюня, щас я его укатаю за тебя, за пацанов.
И укатал он
Левее от того места, где хоронился Иван, была дыра в полу здоровенная дыра: снарядом разворотило перекрытие на третьем этаже. Оттуда из провала и доносились голоса.
Ах ты, ветер ветерок, вовремя задул, в самый раз. Гудишь себе и гуди. Как в трубе ауууу, ауууу! Там внизу не ждут, не чуют
Иван вытянул фляжку и влил в рот обжигающего спирта. Отпустило. Побежала кровь по венам. Сжал Иван кулаки, а когда разжал, сразу и решил как действовать. Времени на раздумья не было у него. Иван пощупал себя по груди: молодец он все железное снял заранее, рядом положил. С насиженной фанерки завалился он на бок, автомат держит на весу. И пополз. Ползет по миллиметрику вперед продвигается. Сумерки только начинали сгущаться: бледнеет вечер, но здесь внутри пустого, холодного дома темень. Заглянул Иван вниз: стрелок у окна, второй в охранении сзади в трех шагах. Подумал, что на этажах могут и другие быть. Не было времени на раздумья
Иван прицелился: когда стрелок прильнул к окну, плавно, как на стрельбище, нажал на курок.
Тухх, грохнул выстрел, и вслед один за другим: тухх, тухтухтух!
Только в кино так бывает: смотришь в глаза своему врагу, выцеживаешь из себя слова, страшные слова проклятий, а потом холодный ствол направляешь прямо в лоб и стреляешь. Дрожит враг, страшно ему умирать. Вот она расплата, вот она случилась желанная месть Только не было у Ивана времени. Первая пуля досталась тому, кто копошился сзади, тот как куль сразу и повалился. Стрелок успел только головой дернуть, вторым выстрелом разнесло ему позвоночник попало между лопаток. Он захрипел и сполз на пол. Иван сверху делово поочереди всадил в каждого еще по три пули, тогда только уронил автомат и ткнулся лицом себе в рукав.
Трясло его, колотило.
Он перевернулся на спину, достал из кармана флягу и все, что было в ней, влил себе в рот: попало на лицо, защипало расцарапанный нос.
Целая вечность прошла. Иван теперь знал что такое вечность.
Он сидел на краю пролома и жадно курил. Тело согрелось, прояснилось в голове, даже жарко стало. Нужно было уходить, но Иван медлил.
Чтото случилось в мире
Гудит ветер. Он стихнет, когда ночь раскидает по небу звезды, и луна прольет на землю свой мертвенный свет.
Первый раз он убил явно. Так близко лежал поверженный им враг, что не смог Иван сдержать желания увидеть его лица лицо убитого им человека. Еще трепетало гдето внутри его сердца. Он поджег вторую сигарету; докурив и эту, присел, перевернул к себе тело стрелка. Посветил Иван фонариком чубчик белесый, серебряное кольцо в ухе. Глянул в мертвеющее лицо стрелка, и сразу решился.
Оттянул ворот его добротной куртки, голова безвольно откинулась, глухо стукнувшись об бетон, достал из ножен клинок с широким лезвием. Не раздумывая и не сомневаясь более, стал резать.
Замерло, екнуло сердце и снова ровно застучало в груди.
Долго полз Иван по снежной грязи.
Давил на шею автомат. Мешался и сваливался все время в сторону в бок рюкзак с добротными натовскими берцами и головою стрелка.
Скатился Иван в свой окоп в глинистую грязь.
Он сидел, прислонившись спиной к холодной земляной стенке окопа. Его трогали за плечи, трясли, совали под нос фляжки, чиркали зажигалками. Он ничего не слышал и не видел, он снова оглох, как тогда, в первом своем смертельном бою. Он был не пьян. Но он впервые в жизни ощутил себя мертвецки пьяным так, что все понимал и думал беспрерывно, но сделай он шаг и рухнет лицом в жижу под ногами, и не встанет, захлебнется в этой вонючей слизи.
Ивану выдали новое «хэбэ» и бушлат. Старшина ворчать стал: чего это солдату такое исключение только ж меняли, три дня как? Данилин сказал, что по личному приказанию командира батальона.
Солдаты катали голову по крышке снарядного ящика. Савва, друг Бучин, веселый узкоглазый калмык говорит:
Слышь, братан, дай я ухо отрежу? Нож тебе подарю, он вертел перед Иваном трофейным клинком с кровостоком, кричал: Буча пацан. Пацан сказал, пацан сделал. Это этот, да лыжник, финн?
Иди ты, Савва, со своим ножом, беззлобно посылал его Иван. Прибалт это, дурья твоя башка, биатлонист.
Э, брат, ты у него нашел деньги, да? Им, говорят, за нас платят долларами? Делись, да, гогочет Савва.
Ботинки я снял с него. Вон стоят. Добрые ботинки. Режь ухо, мне не жалко. Ботинки на память себе возьму.
Они стояли на позициях еще три недели. Потери были, но незначительные. Скоро войска взяли Аргун. В газетах писали, что война не надолго: боевиков придавили на всех направлениях, и они хотят замиряться. Иван плохо разбирался в политике.