Любая война - это страх, кровь и смерть. Но вдвойне страшнее, когда приходится воевать против вчерашних соседей, которые жили с тобой на одной территории, в одном государстве.
Об одной из таких войн, второй чеченской, и рассказывает в своих произведениях молодой писатель, ветеран этой войны Вячеслав Немышев…
Содержание:
От Автора 1
Буча 1
Глава первая 1
Глава вторая 8
Глава третья 18
Глава четвертая 27
Глава пятая 38
Вместо эпилога 44
Сто первый 45
мамочка и "красавчик" 46
Орденок 48
"Мазл тов!" 50
Доктор - товар штучный 52
МИ - Двадцать четыре 54
Затяжная контузия 55
Мой папа - сумасшедший 58
Вячеслав Немышев
Сто первый. Буча - военный квартет
От Автора
Одни читатели могут упрекнуть меня в излишней документальности изложения; другие, наоборот, - что я отдаю предпочтение более художественному вымыслу, нежели историческим фактам. И те, и другие будут правы…
Буча
Делай, что должно, - и пусть будет, что будет…
Старинное рыцарское правило
Сновидение никогда не занимается пустяками; мы не позволяем, чтобы мелочи тревожили нас во сне.
Зигмунд Фрейд
Броня у бэтера теплая…
Случалось, коснешься железа рукою, отнимешь, а ладонь вся черная от пыли.
Пыль эта, словно одежда - как пальтишко демисезонное. Дождь прольется, - голый станет бэтер, чистый до неприличия, беззащитный, будто солдат первогодок в батальонной бане. Старшину своего со "срочной" вспомнишь. Старшина в бане раздает казенные полотенца и стройным матерком поторапливает синеголовых новобранцев. Пацанва толпится в узком коридоре, мальчишеские зады костистые, худые…
Голос у бэтера хрипатый.
Забьется внутри движок: сначала рявкнет, чихнет - словно простуженный, потом заурчит ровно. Самое время прислониться щекой к гладкому пыльному железу и закрыть глаза. В голове зашумит, и пробежит дрожь по телу. Желтый от чая и табака язык бормочет сам по себе негромко, еле-еле, шепотом: "Родимый, шуми, рычи, только не замолкай, тряси голову мою, только не замолкай!" На жаре мучают всякие мысли, начинаешь говорить с железной машиной, как с человеком.
Бывает, об отце подумаешь.
Отец всегда сноровистой рукой придержит сына на повороте, на крутом спуске поймает за ворот, поможет если что. Отец уму разуму учит: "Вот вырастишь большим и на войну попадешь, там в тебя стрелять будут, убивать тебя по всякому станут, а у тебя ножки слабые, ручки хилые. Побьют тебя супостаты!"
Мальчишке грустно. Смотрит он на огромную тарелку с манной кашей. Страшно мальчишке, думает: "Папке хорошо! Он во-он какой большущий и сильный. Всякие там враги сразу сбегут, ружья побросают, если папка на них воевать пойдет".
Думает мальчишка и кашу ест - сил набирается.
Глава первая
- буча - шумный переполох, суматоха.
В. Даль
Идут караваны по Чечне, гудят восьмиколесные бэтеры. На бэтерах десант. Рыжее задиристое солнце играет в зеркалах, зайчиками скачет по бортам грузовиков, пузатым бокам бензовозов.
Щурятся водители.
Ранней кавказской весной снег по равнине еще в феврале стаял и остался лежать в горах: в буковых рощах Шатоя, по Веденским тропам, уводящим путника в заснеженные селения Дагестана, на заставах Итумкалинского погранотряда, древних развалинах города мертвых - Тусхороя.
К апрелю на равнине уж зелено.
Идут колонны…
И еще раньше, когда на дорогах, разбитых гусеницами, артобстрелами, весенней распутицей, воют с ночи голодные собаки, появляются по обочинам солдаты. Идут, глядят по сторонам: в руках у каждого длинный щуп, на голове каска, автомат за спиной.
Саперы. Вот прошли мост через Сунжу и свернули у Дома пионеров к разрушенной мечети. Дальше перекресток на Первомайскую улицу.
Бу-уххх! Громыхнуло. Взметнулся к небу черный гриб…
И на следующий день пойдут саперы этим маршрутом. А через неделю появится в Грозном еще один сваренный из стальных трубок крест и надпись на изорванной взрывом жестянке: "Здесь погиб простой русский парень… Помяните его, люди добрые".
Шагает по Грозному сапер Иван Знамов, легко идет.
Вон песчаный бугорок. Иван поворошил щупом - чисто. Останавливаться ему ни-ни. Вторым номером Иван работает. Первые номера утопали далеко - догонять нужно. За Иваном идут остальные - вся колонна инженерной разведки.
Крикнул взводный: "Торопись, мужики!"
Иван в ответ зыркнул зеленым навыкате: глаза у него большие, но некрасивые - злые как у волка, ресницы, словно пеплом присыпанные. Смотрит Иван перед собой на мир, смотрит, не моргая; губы жмет плотно, вытягивает в нитку, - желваки двумя кобелями цепными рвутся наружу.
Иван первым делом, как возвращается инженерная разведка в комендатуру, умывается, горло поласкает. Вода пахнет нефтью, мыльная пена серыми разводами остается на полотенце. Трет себя Иван ладонью, по стриженой голове, бережно так трет, начинает с самой макушки: сначала ведет медленно по верху, по кончикам колючих и коротких волос-ежиков, а потом с силой и злостью кидает руку вниз - так, словно смахивает с лица назойливые капли. Подбородок вскидывается вверх, шея вытягивается тонко, жилисто, беззащитно, оголяя синие вздувшиеся вены.
Урчит бэтер.
Справный солдат Иван Знамов. Все у него ладно: и форма подбита по росту, и оружие выверено по-правилам. Ботинки начищены до блеска, будто не по грозненским развалинам, а на парад идти. Справностью своей Иван гордится, других подгоняет при случае. Его уважают, слушают, боятся.
Одно беда - сны Ивана мучили. Сны такие, что просыпался он среди ночи и лежал часами до подъема, смотрел, как разбегаются по палатке тени от тусклой лампы, да черный кот Фугас, хитрюга и обжора, шарится по столу. Думал Иван о том, что ничего в жизни не происходит бесполезно, даже вот паршивый Фугас для чего-то поселился в их палатке. Наверное, чтобы взводного злить.
Однажды с такой вот бессонной ночи, Иван, устроившись на броне, как и остальные саперы, ждал, когда водитель Серега, по прозвищу Красивый Бэтер, заведет моторы. Идти саперам по знакомому маршруту: Маяковского - Первомайка - Победы, до площади Трех Дураков.
Серега юзил аккумулятор, но двигатели только чавкали и хрипели.
Иван не выдержал:
- Серый, чего тормозишь?
Серега высунул из люка свернутый на бок нос и затравленно огляделся.
- Внатури, не понимаю. Вчера заводился. Ща, глянем. Ну-ка…
Поковырявшись в моторе, Серега сказал обреченно:
- Все, кирдык. Бензин опять слили… гады.
Бензина в Грозном хорошего не было: местные заправлялись суррогатным - нефтяным конденсатом, поэтому армейский "семьдесят второй" ценился - шел по червонцу за литр.
Комендантские и промышляли.
Подумали, почесали саперы бритые затылки и решили, что кроме как "бычью" со второго взвода никому в голову сливать бензин с рабочего бэтера не придет. Они вчера гудели. Не хватило. До зарплаты неделя. Ясно, что все "на мели", кто-то и сообразил поискать в баках.
Иван говорит:
- Дело принципа. Предлагаю мочить, по другому не поймут. Сколько раз предупреждали.
Разом и скакнули все с брони.
Во втором взводе еще спят. Душно - печь натопили. Морды опухшие. Иван смотрит: у одного блевотина тут же у койки; берцы валяются изгаженные.
- От, зараза.
И ударил спящего в нос. Кулаки у Ивана мосластые, хоть сам не крупный. Били и остальные: кто прикладом, кто ногами. Дружок Иванов, мелкий Витек, уперся плечом и завалил двухъярусную кровать.
Грохот. Крики. Вой…
Иван ловит одного в распущенном по спине тельнике, выволакивает на середину и тычет лбом об пол. Разошелся, стал ногами лупцевать. Закричал страшно:
- Убью-у-у!..
Народ смотрит - дело дрянь. Мускулистый парень по имени Мишаня, с синим татуированным скорпионом на плече, хватает Ивана крепко и тащит на улицу - вон из палатки.
- Тихо, братан. И дали им, правильна. Будем теперь так: украл - в рыло. Получите, распишитесь. Я что ж, не понимаю? Тут народ каждый день, можно сказать, за них, гадов, ходит под смертью, а они - устраивать такое западло.
Третьего дня на Первомайке у школы громыхнуло…
Лег под фугасом сапер, дядька - сибиряк, степенный мужик, месяц как отслуживший. Лег поперек дороги. Натекло на асфальт из развороченной шеи. Головы не было у него. Как жахнуло, так вместе с каской и улетела голова. Искали потом, да не нашли. Комендант приезжал, покурил и обратно уехал. Серега кривоносый вылез из бэтера и слонялся без толку, все причитал: что, как же, вот и без лица теперь корешок его, а еще час назад спрашивал закурить.